– Полагаю, с господином Романовым мы однофамильцы…
– Сомнительная честь! Вы ведь не отрицаете, что знаете этого русинского бунтовщика и самозванца?! Вы ведь русин?! – Полковник привстал из-за стола и совсем некультурно ткнул в мою сторону пальцем. Лицо его светилось какой-то радостной злобой, словно он только что раскрыл особо опасного вражеского агента.
– Да, я русин по рождению, как несложно заметить. В Оксбридже, где прошли мои юные годы, я изучал биографии разных достойных людей Империи. На бунтовщиков времени не было! – Ответ прозвучал на чистейшем имперском. Зачетная фига полковнику состроилась сама и без помощи Ральфа. Похоже, я начал неплохо ориентироваться в багаже его знаний.
Но полковник либо умел держать удар, либо не полностью осознал, что именно я сказал. А заявил Богдан Романов ни много ни мало о своей принадлежности к элите в масштабах сверхдержавы, поскольку в императорском университете в Оксбридже обучались избранные юноши богатейших и знатнейших фамилий.
– И кто же готов подтвердить, что в наши края залетела столь важная птица из имперских краев? – язвительно поинтересовался старый пень также на имперском. – Неужели кто-то из русинского сброда?
До разговора я планировал в крайнем случае сослаться на авторитет Фомы Немчинова, как человека, вхожего в дом князей Белояровых, и советника Хранителей Золотой рощи. Но в процессе разговора колониальный чиновник родом из Юниленда раскрыл свое истинное лицо, точнее мозги, загаженные фобиями и пропагандой. Русинские дворяне, как настоящая элита, разделили судьбу своей страны и в Колониях котировались слабо. Поэтому я решил примазаться к имперской знати. Колониальная аристократия волей-неволей признавала свою вторичность по отношению к юнилендовским дворянам, а уж перед выходцами из имперских высших кругов и те и другие заискивали наперегонки.
– Конечно, никто! – праведный гнев мне удался неплохо. – Я нахожусь в ваших краях инкогнито. И всем известен под указанной в патенте фамилией. Но вам, как человеку чести, будет достаточно слова офицера и имперского дворянина?
– Совершенно недостаточно! – Словно нечиненым пером по бумаге проскрипел чинуша мой приговор. – Ваши поступки характеризуют вас как бесчестного проходимца!
Сердце в груди оборвалось. Значит, офицерские жены успели первыми. «Полкан» – пожилой человек и если втемяшил себе, что перед ним подонок и мерзавец, то в пять минут его не переубедишь, что я свой в доску мерзавец и очень полезный подонок. Так оно и вышло. Последующий обвинительный монолог подтвердил мои опасения: господину Романову инкриминировали «ограбление караванов» в промышленных масштабах, сиречь мародерство, деяние, в военное время наказуемое смертью. Дезертирство против ожиданий на меня не повесили, либо статус частного подрядчика Золотой рощи сыграл свою роль, либо полковник не разобрался в ситуации. Гибель офицеров-изменников тоже странным образом осталась за кадром.
Фишер словоблудил вдохновенно, даже самоотверженно, и даже выкрикнул в лицо оскорбления. Мне, герою дня, победителю барона Тотенкопфа, истребителю сотен сквернавцев! Ральф бы наверняка вызвал наглеца на дуэль, наплевав на строжайший запрет и субординацию, я же молча оставил зарубку на память.
В мой усталый, взбодренный эйфорией победы и обескураженный таким поворотом дел разум лучом света проникла догадка, что этот «пуп земли» вымораживал взятку. Конечно! Жены изменников нащебетали про батальонную казну, гамионы и товары. Обоз, растянувшийся по ущелью на полкилометра, трудно не заметить. И то, что Никодим мобилизовал приблудных слуг попутно обмародерить трупы и центральный лагерь по договоренности с волонтерами Драгомирова, от заинтересованных глаз тоже не укрылось. Вот и решил «полкан» половить рыбку в мутной воде. Зацепившись за догадку, попытался оценить, как далеко зайдет жадность военачальника. Обойдемся деньгами или придется сдать драгоценности, товары и, не дай бог, артиллерийские гамионы?
– Хорошо, сколько? – Я понизил тон достаточно для столь деликатного вопроса.
– Да как вы смеете?! – Оппонент мгновенно отреагировал, словно ждал вопроса.
– У каждого есть цена, полковник. – Мне не пришлось разыгрывать цинизм в голосе. Вселенская усталость его вполне подменяла. – Скажите сколько, и закончим этот фарс!
– Мерзавец! Подонок! – повторял разгневанный Фишер, который, казалось, был готов напасть на меня с кулачками, так яростно он ими потрясал. – Это немыслимо! Под суд! Нет, под трибунал! С распубликованием! Расстрел!!!
Все в кучу собрал, идиот, гражданскую казнь и военно-полевой суд! Распубликование – элемент гражданской казни чиновника, когда факт позорного увольнения со службы публикуется в газетах. В отношении офицеров Армии Освобождения не применяется.
Есть предел человеческим силам, тому же терпению. Мое еще днем благодаря непоседе Белову закончилось. Забыв про подчиненных и главную миссию, вспылил, оборвав полковничьи разглагольствования криком:
– Вы старый, больной на голову кулан, Фишер! Вы совершаете большую ошибку!
– Увес-с-сти! – задохнулся раскрасневшийся оппонент, опадая в удобное кресло. В руки клещами вцепились охранники, мгновенно отняв саблю и пистоль. Я лишь загадочно им улыбался, понимая, что ничего исправить уже не выйдет.
Увы, поздно понял: полковнику не нужна была часть, он захотел присвоить себе все – и победу, и трофеи. Стоило попадать в другой мир, чтобы увидеть этюд «если красть, то миллион» в исполнении высокопоставленного ничтожества?
На выходе из палатки, глядя перед собой, скороговоркой произнес на русинском:
– Акинф, старшим назначается Белов. Я задержан по подозрению в мародерстве.
Двое дюжих гренадеров столкнулись между собой ровно на том месте, где секундой раньше находился мой ординарец. Какой-то слуга, уронив полный поднос бутылок и закусок, рухнул кулем под ноги караульным, мешая тем сорваться в погоню. Смазанная тень Акинфа бесшумно растворилась в темноте.
– Держи его! Держи!!! – запоздало крикнул один из крутившихся у палатки лощеных холуев. Подхватили клич многие, но отчего-то никто из толпы синемундирных солдат и попугайски разодетых офицеров не спешил перехватить ловкого русина у лагеря отряда. Стрелять вдогонку посреди стиснутого скалами бивуака, к счастью, никто не решился.
Уход в туман оказался неожиданным, но своевременным. Мрачные своды темницы на фоне упадка сил и мутных перспектив практически вдавили меня в депрессию. После сортирной вони сухой и неприятно липкий туман на секунду показался свежим ветерком. Забавно. Я топтался посреди ровной площадки – плотные жгуты из тумана ограничивали ее с четырех сторон, словно боксерский ринг. Вспомнились призраки, скелет-указатель и всякие ряженые, которых наблюдал у костра в прошлый раз. Ножны за голенищем ощутил с невыразимым облегчением.
– Готов?
Мужской смутно знакомый голос раздался позади, заставив непроизвольно вздрогнуть. Н-да, выстрелов и пуль над головой уже не пугаюсь, но сейчас струхнул.