Больно не было. Просто зрение вдруг свернулось, как изображение телевизора, у которого выдернули шнур, а мою сущность, находящуюся в глубине амулета, швырнуло о стенку беседки, разорвав контакт с Сардасом. Последнее, что я увидел, перед тем как полностью оказаться в пространстве артефакта, был полупрозрачный силуэт полуэльфа, ошеломленно смотрящего на собственное тело в ореоле перламутрового сияния.
— Кажется, я попал, — с какой-то горькой обреченностью буркнул я, окончательно утрачивая ощущения, связанные с нахождением в реальном мире. Наверняка гномы, после того как выйдут из боя, просто выбросят труп неудачливого чародея в море, не заметив в глубине раны амулет, который вряд ли даст мне возможность захватить себе в пользование тело какого-нибудь рака, который будет объедать гниющую плоть с ребер. Интересно, а каков шанс, что мне в таком виде из этой чертовой соленой лужи-переростка удастся выбраться? Один на миллион? Меньше? Последняя надежда остается, что какой-нибудь сянец-подводник, которых тут, как оказалось, бегает превеликое множество, лет через пятьдесят заметит в остатках небольшого скелета блестящую побрякушку и займется мародерством… И тут мой взгляд наткнулся на кресло в центре беседки. Оно было занято очень бледной, почти прозрачной, без всяких «полу», тенью. И того, кто в нем сидел, я отлично знал.
«Сардас, что с тобой происходит?!» — Силуэт, несомненно, принадлежащий Сардасу, мой вопль проигнорировал, но все равно одно его появление заставило меня отложить в сторону панические мысли о том, что будет делать одна незадачливая душа, когда пригодные для использования запасы энергии иссякнут.
Полуэльф сидел на троне посреди беседки, вот только его руки, ноги и даже шея оказались плотно окутаны переливающимися полотнами, выходящими из подобия кресла и словно бы ограничивающими свободу его перемещения. Жгуты энергии по-прежнему соединяли его с беседкой, и забрать немного энергии у безучастного ко всему донора не составило труда, но только холод, которым я пытался его подлечить, успехов не принес. В кресле по-прежнему сидел полупрозрачный силуэт, игнорирующий окружающую действительность.
«Что же с тобой такое? — задумался я, всерьез обеспокоенный его молчанием. — Что же эта гадская стрела натворила, а?»
И тут в мою шею кто-то вцепился и крутанул ее градусов на двести. Впрочем, особого успеха эта атака не принесла, душа ведь не имеет позвонков, которые могли бы сломаться. Я попытался вырваться… Безуспешно. Неведомый нападавший вцепился в спину как клещ и выпускать ее отказывался. За первым ударом последовали другие. В печень. В почки. В коленные чашечки… Чувствовался большой профессионализм: если бы я имел материальное тело, вряд ли бы бой затянулся. Чисто рефлекторно я выплеснул из себя энергию, которая должна была принять вид шипов, вырастающих откуда-то из района позвоночника, и пронзить этого долбаного рукопашника. С легким взбульком нападавший застыл, от него устремился слабенький поток энергии, а мне наконец удалось вырваться из его захвата и развернуться. Ого! Души, которые раньше были заточены в клетки, освободились. Не все сто сорок две, а всего-то штук тридцать. Но они были настроены решительно. И явно враждебно. По отношению ко мне, да и друг к другу тоже. Тот бедолага, что напал на меня, был правилом, а не исключением. Полупрозрачные силуэты столпились в опустевшем резервуаре, подбирая последние капли энергии, оставшиеся там, и изредка вступая в короткие стычки между собой. Вот один из моих коллег по несчастью перестал изображать из себя крысу, роющуюся в помойке, вскрикнул и поспешил выбраться из куча-малы. Но его повалили сразу трое и стали рвать, отбирая энергию. А на этих троих, после того как они смогли выцарапать из жертвы кроваво-красные лоскутки добычи, набросились другие. Те, кому не хватало энергии, для того чтобы пробудить разум, добывали свою долю из окружающих, вырывая из них столь желанную пищу. Все это напоминало плохонький зомби шутер, вот только соотношение сил было более-менее честным. Охотник менялся местами с добычей каждые несколько секунд, но все имеет конец, и копошение в опустевшем резервуаре не стало исключением. На два десятка тупых кукол, передвигающихся неровными дергаными рывками и нападающих на все в зоне досягаемости, пришлось штук десять душ, которым хватило соображения и удачи, для того чтобы, не вступая в драку, отойти в сторонку и постараться не шуметь.
У силуэтов, которым не хватило энергии на пробуждение рассудка, было одно большое отличие от оживших мертвецов из земного кинематографа. Они друг на друга нападали. Ожесточенно рычащий клубок рук, ног и оскалов мало-помалу затихал… и вдруг разлетелся в разные стороны, и больше участники этой катавасии на выживание не поднялись, впав в стазис.
«От блин горелый! — эмоционально высказался победитель, на чьем круглом, как упомянутое блюдо, лице даже в таком состоянии можно было разглядеть обильную россыпь веснушек. — Это чего такое было?»
«Не знаю, — осторожно ответила ему ближайшая душа, принадлежащая, судя по виду, молодой девушке, а то и девочке, чей возраст было сложно определить из-за замены привычной глазу косметики на общую полупрозрачность. — А ты кто? И где мы?»
«Сардас, ты свое тело контролируешь?» — тихонько спросил я, вспомнив о стреле, которая засела в груди носителя амулета.
Нет ответа, фигура в кресле все так же неподвижна.
«Шевелиться можешь? Не здесь, внутри амулета, вижу, что эти жгуты перламутровые тебя тут надежно фиксируют, а там, на палубе?» — не отступал я.
Полуэльф даже бровью не повел. Что ж, попробую взглянуть одним глазком на реальность. Может, если убрать источник всех бед, то есть магическую стрелу из груди, парню полегчает? Да и подлечиться надо, пока тело кровью не истекло.
Я дотронулся до души полуэльфа и попытался снова ощутить реальность. Получилось, но с таким скрипом, что я едва материться не начал. Если раньше одержимость была похожа на нахождение сразу в двух местах одновременно, то теперь одно из этих мест оказалось почти непригодно для существования. Было не жарко, не холодно, не как-то иначе, то, что я испытывал, не могло быть сведено к привычным ощущениям. Просто тяжко. Дальше все стало еще хуже. Тело, которое раньше было таким послушным, теперь почти не слушалось, отзываясь на команды с некоторым запозданием и явно испытывая трудности с ориентацией в пространстве. Веки поднимались со скоростью ползущей улитки, причем улитки ядовитой, глаза нещадно жгло. Впрочем, жгло не только их, но и грудь, шею, рот… Голубое небо без единого облачко плясало так, словно за бортом разыгрался десятибалльный шторм, то почти падая на голову, то уходя на привычное место, очертания палубы и снующих по ней гномов были нечеткими и смазанными. Светящееся гнилостно-зеленым древко стрелы, которое было у меня почти перед самым носом, качалось так, словно его расшатывали в разные стороны невидимые пальцы. Впрочем, не исключено, что так оно и было, потому что то место, где застрял наконечник этого посланца сяньцев, было одним клубком боли. Легкие нестерпимо жгло. Хотелось одновременно уснуть, очистить желудок и глубоко вздохнуть. Последнее я проделал. Раздавшийся звук, подходивший, скорее, киту средних размеров, чем хрупкому полуэльфу, привлек внимание одного из недавних пациентов.