Но вот наконец-то решающий час настал. Мы все успешно «засветились» в разных концах города — шеф у себя дома, я с вождём в ближайшем баре, Флевретти так вообще, выйдя из интернет-кафе, не постеснялся обойти половину своих прелестных пассий, везде выпить кофе, всем улыбнуться и каждой построить глазки. Если заезжий сатир «случайно» поинтересовался бы у своих учениц, не видели ли они полицейских, то те, прозвонив по подружкам, легко сказали бы, что мы в центре, расслабляемся после работы. Готов даже держать пари, что он так и сделал. Но как только улицы опустели, мы четверо, разными путями, осторожно, стараясь не привлекать лишнего внимания, уже без пятнадцати десять все как один были у заднего входа в отделение. Капрал прибежал первым, потому что у него ключи, комиссар Базиликус прибыл последним, на ходу доедая пончик.
— Брадзинский и Чмунк, прячетесь в камере предварительного заключения. Флевретти — под столом, у себя же в каптёрке.
— А вы, шеф?
— А я — засяду в туалете. Что-то крем в пончиках вроде был не очень свежий…
Все разошлись по своим местам. Надеюсь, профессор не заставит нас долго ждать, сатиры по психологии существа эмоциональные и свои планы в долгий ящик не откладывают. К тому же если он действительно намерен забрать деньги и удрать из города, то ему нужно успеть на последний проходящий поезд Парижск — Вениция, пять минут остановки на станции Мокрые Псы, в двадцать три пятьдесят. Значит, у него максимум полтора часа на… У меня вдруг зазвонил телефон! Ох, громы ада, как я мог забыть его выключить?!!
— Да? — с трудом сдерживая раздражение, прошептал я.
— Милый, это я. — В трубке раздался чуть виноватый голос Эльвиры. — Прости, не могу говорить громко, мама укладывает братишек.
— Так, может…
— Нет, я хочу сейчас. Понимаешь, после того как ты съездил по физиономии профессору Фигувамнакису, у меня словно открылись глаза!
— Я, честное слово, очень…
— Ирджи, не перебивай меня. Я должна сказать, что очень жалею о своих словах и о том, как вела себя с тобой.
— Я сейчас очень занят.
— Что значит занят? Ты вообще где?!
Чмунк быстро хлопнул меня по плечу. Я мгновенно отключил телефон и прислушался. В дверь тихонько скреблись, пытаясь открыть её отмычкой. Профессиональный взломщик не возился бы столько времени, уж с нашим простеньким замком любой мог бы справиться за минуту. Но этот явно был дилетант и провозился не меньше десяти минут. Наконец дверь, скрипнув, отворилась (сигнализацию мы, конечно, отключили заранее), и чёрная тень на кривых ножках быстро пробежала к кабинету шефа. Злоумышленник ещё провозился с ней какое-то время (мы решили, что будет слишком подозрительно, если она не будет заперта) и проскользнул внутрь. Птичка попала в клетку. Теперь главное вовремя захлопнуть дверцу…
Мы с Чмунком осторожно высунулись из своего убежища. Секундой позже показался Флевретти, босиком, предусмотрительно снявший свои вечно скрипящие ботинки. Неизвестный преступник в это время уже вовсю шерудил в ящиках стола. Чмунк выразительно показал мне глазами на туалет. Действительно, что-то шеф долго не выходит, кто у нас должен руководить операцией? Я быстро шмыгнул к двери туалета и осторожненько постучал.
— Да? — шёпотом раздалось изнутри.
— Комиссар, он уже в вашем кабинете.
— Я не могу, Брадзинский, я пока занят.
— Шеф, он вскрыл ящик стола.
— Ну ладно, ладно, ещё минута, и я выхожу. Как же всё не вовремя…
Прошла долгая минута, показавшаяся мне вечностью, после чего Флевретти включил свою маленькую камеру и мы всей командой ломанулись в кабинет шефа. Чмунк хлопнул ладонью по выключателю, а комиссар Базиликус громко объявил:
— Вы арестованы, Фигувамнакис!
Старый сатир, застигнутый врасплох, как раз только-только успел переложить половину денег в свой саквояж.
— Это… это не то… не то, что вы подумали. Я тут случайно. Вы меня подставили, я буду жаловаться. У меня большие знакомства в столице.
— Я в курсе, — подтвердил старина Жерар и обернулся ко мне: — Наденьте на него наручники, сержант.
— Ух ты, как интересно! И что же здесь такое происходит? — раздалось за нашими спинами.
Счастливая Эльвира с деловым видом выхватила из сумочки блокнотик и авторучку. Вот скажите на милость, как она нас нашла?!
— А я догадалась, Ирджи, — словно прочитав мои мысли, ответила Эльвира, — обычно ты так тихо говоришь, только если находишься на задании. А дальше в дело вступает чисто женская интуиция. К тому же я была поблизости и видела, как Фигувамнакис весь день следит за участком. Значит, вы решили заманить его сюда. Зачем? Почему он перекладывает деньги из вашего стола в свой саквояж? Какое ему будет выдвинуто обвинение? Комиссар, вы не согласитесь дать мне интервью прямо сейчас?
— Я думаю, вам лучше поговорить с сержантом Брадзинским, — прокашлялся шеф, бросив тоскливый взгляд на туалетную комнату. — Он сам всё вам объяснит, как только отведёт задержанного в камеру.
Ну, собственно, вот и всё.
Доказать вину Фигувамнакиса как курьера преступного общака нам не удалось. На суде он всё отрицал, и у него действительно были хорошие адвокаты. Тем не менее за незаконное проникновение на территорию полицейского участка и попытку кражи крупной суммы денег сатиру всё-таки дали восемь лет. Шеф получил благодарность и премию из округа. Нас с Чмунком и Флевретти наградами обошли, и, более того, разгромная статья моей честной журналистки о козлоногом профессоре, продавшемся мафии, так и не вышла. Мохнатая рука, прикрывающая его в Парижске, всё ещё имела вес…
Впрочем, сама Эльвира не очень-то и огорчилась. В конце концов, в глазах всего города она оставалась единственной и последней ученицей великого сатира, сдавшей экзамен по пикапу!
После моей победы над профессором-сатиром в наших отношениях с Эльвирой вновь настали светлые времена. И более того, мы официально перешли на новую стадию развития отношений, начав встречаться при всех и ежедневно, а не в случайных промежутках между её работой и моей службой. Теперь мы до заката ходили гулять в парк, три раза посетили кино, а вечера заканчивали лёгким ужином в вегетарианском кафе. А потом я под ручку провожал её домой, и мы не могли наговориться, как дети после летних каникул в исправительно-трудовом лагере. В воскресенье я даже пригласил её в цирк на экстремальное шоу «Карлики и удавы». Так пролетело восемь самых романтичных и счастливых дней, о которых можно было только мечтать…
Я сидел на работе и думал о ней, когда зазвонил телефон. Разумеется, это была она.
— Привет! — обрадовался я.
— Привет, мой милый котик! Как дела?
Даже сам тон её обращения ко мне изменился, он стал таким тёплым, не то что раньше. Хотя «котик» меня, конечно, немного напрягало, коты у нас в городке — та ещё криминальная банда, но я бы ни за что ей не признался.