— Вы со всеми это проделываете? — спросила Настя.
— Почти со всеми. Кроме своей жены, разумеется.
— Разумеется. Счастливица. — Теперь Настя сместила акценты. Теперь она понимала Марину.
— Ваш ход. — Быков с любопытством смотрел на Настю.
Она поднялась и, секунду подумав, принялась крушить оставшиеся три куба. Быков наблюдал за ней в немом изумлении. Закончив погром, Настя как ни в чем не бывало уселась на краешек подиума и посмотрела на Быкова.
— Так где же мое “Вазисубани”?
Быков почтительно поднес ей бокал и сказал:
— Вы мне нравитесь.
— Вы очень своеобразно это демонстрируете.
— Вы нравитесь мне настолько, что я даже согласен отложить на время флирт с вами.
— Неужели? Я этого не переживу.
— Как вас зовут?
— Анастасия.
— Прелестное имя. Что ж, тогда займемся?
— Чем?! — неожиданно даже для самой себя пискнула Настя. Точно так же пискнула бы в случае опасности Настя прежняя. Та самая, только что приехавшая из Вознесенского. Та самая, которая даже на море купаться не ходила. Та самая, которая ходила по дому, опустив глаза.
— Работой, дивная моя, работой. Раз вы пришли сюда, значит, согласились на мои условия.
Что за черт? Какие еще условия? Какая еще работа? Может быть, Быков ждет от нее того же, чего ждал лохматый Арик, — вымытых окон, полов и унитаза? Нет, этого просто быть не может. Иначе Марина, даже не присев за столик в “Штандарте”, послала бы ее куда подальше. А она прекрасно знает сальные вкусы собственного мужа.
— Кто вам сказал, что я согласилась на ваши условия?
— Но разве вы… Где я вас подцепил?
— А вы разве не помните? — Перед Настиными глазами тотчас же всплыли ресторанные россказни Марины о мусульманском фундаментализме. — На вечеринке у Эль-Хамади.
— В прошлую среду? — неуверенно спросил Быков.
— В прошлую среду, — подтвердила Настя.
— Что-то я не… — начал было мямлить Быков, а Настя презрительно подняла бровь.
Откуда такая нерешительность, милый? Неужели босая натуральная блондинка с загорелой мордой настолько не интересует тебя, что ты готов копаться в своей нетвердой памяти до второго пришествия и выяснять, насколько законно ее проникновение в дом?
Ты меня разочаровываешь.
— Что-то не так? — наглым тягучим голосом спросила Настя.
— Нет… Все в порядке. Конечно же, там я вас и видел… Но…
— Что — “но”?
— Если бы я действительно видел вас там, то с вечеринки мы бы ушли вместе.
Это похоже на комплимент. Причем не только даме, но и себе. Очень хорошо.
— Не думаю, Дмитрий. Я пришла на вечеринку… Скажем так, со спутником.
Быков снисходительно хохотнул.
— А вы знаете, для чего существуют вечеринки, прелесть моя?
— Для чего же?
— Для того, чтобы приходить с одним спутником, а уходить — совершенно с другим. Иначе клубное движение теряет смысл.
— Вы так в себе уверены? — не удержалась от шпильки Настя.
— Но вы же сейчас здесь. Так в чем я не прав?
Прав, конечно же, прав. Узкое место пройдено, и сейчас нужно закреплять успех. — Я здесь, потому что вы дали мне визитку.
Настя порылась в карманах и извлекла визитку, переданную ей Мариной. На визитку Быков даже не взглянул.
— Значит, я дал вам визитку…
— Вы что-то говорили о работе. — Быков сам подсказал ей ход несколько минут назад. — И о том, что я для нее подхожу.
— Вы можете раздеться, Настя? И могу ли я так называть вас?
О боже, только этого не хватало! Если бы на пальце Насти до сих пор было обручальное кольцо, она подскочила бы и бросилась к выходу, не разбирая дороги. Забыв даже ботинки у чужого похотливого мужика. А потом стояла бы где-нибудь в подземном переходе и рыдала бы в голос о своей едва не поруганной чести. Но сейчас место кольца занял перстень с фианитом, и Настя, ужасаясь сама себе, оперативно составила перечень причин, по которым она не может раздеться:
— загар. Линия загара проходит по плечам, шее и коленям. Все оставшиеся части тела — белее молока, так что выглядеть она будет просто комично;
— белье. Сатиновый, колом стоящий лифчик с костяными, пожелтевшими от времени пуговицами и кондовые, сочиненные чуть ли не из листового железа трусы. Весь умопомрачительный комплект “Прощай, молодость!” был куплен у продавщицы Лидухи прошлой осенью за десять рублей восемьдесят копеек;
— заветный кармашек. Не хватало еще, чтобы из нее посыпались трудовые десятки, полтинники и сотенные. К тому же кармашек заколот английской булавкой величиной с крупного майского жука, а это уже совсем ни в какие ворота!..
Взвесив все “за” и “против”, Настя наконец сказала:
— Называть меня Настей вы, безусловно, можете. Но насчет всего остального — это весьма проблематично.
— Почему? Ведь в этом и состоит работа… Извините, что не ввел вас в курс дела раньше…
Подонок еще более отвратителен, чем описывала его Марина. Ну ничего, до какой-нибудь из терракотовых статуэток она успеет дотянуться в любом случае. А увесистая статуэтка всегда может привести в чувство не в меру расшалившегося мужика.
— Работа состоит в том, чтобы раздеться?
— В том, чтобы позировать. — Быков сделал широкий жест в сторону мольберта.
— Вы художник?
— Я дизайнер. Об этом сказано в визитке. Да вы и сами должны были это знать, если уж оставили ботинки у входа. Вы показались мне необычной, непохожей на всех. Сто крошечных изящных свечей для вас не предел. Вы бы блистали в прямом и переносном смысле слова. За подобную натуру любая VIP-персона отвалит приличное количество денег…
Только теперь до Насти стал доходить смысл сказанного Быковым. И обилие женских фигур-светильников в мастерской. А также вскользь брошенное Мариной: “Изготовляет светильники, скотина! Изобретает новые формы, идиот! Очевидно, самец-дизайнер сначала зарисовывает модели, а потом переносит их в стекло. Беспроигрышный бизнес.
— Значит, вы хотите, чтобы я вам позировала?
— Ну конечно же…
— Но… Стоит ли придавать такое значение анатомии? Быков досадливо поморщился.
— Вы не понимаете… Дело не в анатомии. Формы не столь важны. Стекло все равно подомнет под себя любую форму. Характер — вот что главное. Характер женщины — какая она? Страстная? Испуганная? Уверенная в себе? Или неуверенная в человеке, которого любит?.. И как расположить свет… Как спрятать его в стекле так, чтобы подчеркнуть характер? Подождите, я сейчас…