Три последних дня | Страница: 33

  • Georgia
  • Verdana
  • Tahoma
  • Symbol
  • Arial
16
px

Единственная странность: Мирослав, прежде большой любитель ресторанов, кафешек, баров, превратился на Антигуа почти в отшельника. Коктейли теперь смешивал ей сам, по утрам ходил в ближайший отель за горячими круассанами и обеды-ужины порывался готовить (Юля, конечно, подобную инициативу пресекала).

А когда спросила, почему они перестали выходить, он заявил:

– Мне с тобой и дома хорошо.

Спорить Юля не стала. Хотя выглядели местные кафешки очень даже искушающе. И пресловутые раковины с картофельными клецками она до сих пор не попробовала… Но, может быть, у Мирослава сложности с финансами? После всех перелетов, поездок, покупок?

У них вообще теперь жизнь почти семейная. Раньше, на корабле, был сплошной праздник, музыка, вечеринки. Там Мирослав ее одну ни на минуту не оставлял. А тут, на острове, стал закрываться в кабинете, говорил, надо сделать несколько звонков, проверить электронную почту. Заглянула без стука – он резко обернулся, насупился. Захлопнул крышку лэп-топа, попросил:

– Не отвлекай меня, когда я работаю, ладно?

Она молча вышла, поспешила за утешением к морской панораме, любимому окну, прижалась носом к стеклу. Мирослав (умница!) примчался мгновенно, обнял, прошептал ласково:

– Извини. Тебе скучно стало, да?..

И тем же вечером объявил: с затворничеством покончено, завтра они отправляются в гости.

– К кому, куда? – заинтересовалась Юля.

– О, тебе должно понравиться. К одному моему другу. Богатому. Очень.

Впрочем, в детали особо не вдавался. Сказал только, что тот – «вроде нефтяного короля, тоже, кстати, из России, поэтому языкового барьера не возникнет». И весело добавил:

– Понты новорусские обожает. Так что доставай все свои бриллианты, «Прады» и, главное, Джимми Чу.

– А что это будет? Обед, ужин, прием?

– Нет, – улыбнулся Мирослав. – Просто дружеский завтрак.

Немного странно – на завтрак-то! – взгромождаться на двенадцатисантиметровые каблуки, но спорить Юля опять не стала. Тем более что туфель-плоскоходов из дорогой кожи, уместных в богатом особняке, у нее не было.

Мирослав попросил ее быть готовой к полудню.

Юля собиралась пораньше встать, сделать маску, привести себя в порядок – однако спалось ей в ту ночь на удивление сладко. Около часа ее сморило, а поднялась она лишь в одиннадцать! И не просыпалась ни разу. Вообще в ее возрасте это неслыханно. Позавтракать не успела, макияж пришлось делать наспех.

Мирослава дома не оказалось.

Думала – он приедет за ней на такси. Однако явился любимый за рулем спортивной «БМВ».

– Красота! – оценила Юля. – Откуда?

– Напрокат взял, – усмехнулся он. – Надо ж тоже… впечатление произвести.

Окинул ее пристальным взором, похвалил:

– Ты неподражаема.

Хотя самой себе Юлия сегодня не очень понравилась. По отдельности хищная стрижка, аляповатый пиджак или высоченные шпильки еще могли иметь место. Но все в куче – да на зрелой (даже пере-зрелой!) даме – выглядело немного нелепо. Ладно, Мирославу видней. Он в богатых домах бывал куда чаще, чем она.

Впрочем, сегодня любимый, ей показалось, слегка нервничал. Будто не в гости собирался, приятно время провести, а экзамен сдавать. Хмурился, ерзал на водительском сиденье. Ей всю дорогу читал наставления:

– Ты, главное, держись как можно естественней. Не тушуйся, не удивляйся, хотя там, в особняке, чудно́го много. Веди себя, будто сама точно так же живешь. Как хозяйка. В смысле – хозяйка жизни.

– Да уж, – хмыкнула она. – Самый подходящий образ… для российской пенсионерки.

– Ох, Юля, да забудь ты о тех временах, – укорил он. – Ты давно уже светская дама. Прекрасно выглядишь, уверенно держишься.

«Что-то, по-моему, недоговаривает Мирослав…» – пронеслась у нее мысль.

Однако обдумать ее она не успела – подъехали.

Юлия Николаевна после всех подготовительных речей любимого ожидала, что увидит нечто совершенно сногсшибательное. Вроде резиденции «Standfast Point», которой владел здесь, на Антигуа, Эрик Клэптон. Какой-нибудь Версаль на морском берегу или, как минимум, особняк уровня московской Рублевки.

Но свернули с шоссе на узенькую, плохо асфальтированную дорожку. Она круто забиралась в гору, петляла, по обочинам то и дело попадались таблички: «Private possesion. Do not enter!» [15]

Хотя зачем и кому надо вторгаться в эти владения? Решительно ничего интересного. Кругом – низенькие деревца да заросли колючих кустов.

Наконец дорога уперлась в солидные (но местами проржавелые) ворота.

За ними виднелась дорожка, обрамленная зарослями кустов.

Мирослав нетерпеливо посигналил. Однако ворота не подались.

– Твой друг еще спит! – пошутила Юля.

– Не думаю, – рассеянно произнес ее спутник.

Еще раз нажал на клаксон, повертел головой, заметил прикрепленный к воротам глазок видеокамеры. Велел ей:

– Улыбнись!

– Думаешь, поможет?

Однако растянула губы в улыбке, приветственно помахала рукой.

И врата, будто по волшебству, растворились.

Машина с грохотом вкатилась на мощенную булыжниками подъездную дорогу – та снова поднималась в гору и заканчивалась (Юля просто глазам своим не поверила!) у каменной башни. Достаточно узкой, высокой, примерно в шесть современных этажей, с окнами-бойницами.

– Ничего себе! – восхищенно пробормотала она.

– Я же говорил тебе: мой друг – большой оригинал, – улыбнулся Мирослав. – Купил себе сторожевое укрепление! Семнадцатый, между прочим, век! Их тут, на острове, много понастроили, когда от пиратов защититься пытались.

На пороге башенки появился хмурый черноволосый мужчина, одет он был в совершеннейшем стиле окружающих декораций: тельняшка, кожаные штаны, кудрявая шевелюра перехвачена банданой.

– А вот и пират, – усмехнулась Юля.

– Дворецкий, – поморщился Мирослав.

Небрежно и нетерпеливо махнул рукой: не занимай, мол, мое время – я хочу побыстрее увидеть хозяина.

– Хэллоу, – смущенно молвила Юлия Николаевна.

– Не старайся, он глухонемой, – хмыкнул спутник.

«И вообще странный», – отметила про себя она.

Глаза у черноволосого «пирата» тревожно поблескивали, походка была дерганой. Подошел вплотную к машине, уставился, не моргая, на Мирослава, на нее еще дольше смотрел. Показалось – просвечивает насквозь. Будто не хозяину дома, а именно дворецкому решать: допустить ли ее в святая святых или прочь отправить, на родимый Рязанский проспект.