Таня махнула Чарли и вышла на пляж.
Продолжала размышлять: что ж за башня таинственная? Что в ней искал Мирослав? И, главное, зачем потащил с собой мамулю, ни о чем ее не предупредив?..
«Надо хотя бы узнать, как ту загадочную американку зовут, – решила она. – Кто она по профессии?.. Чарли, наверно, знает. Расспросить его, что ли?»
Нет, лучше не надо. Рискованно. Он и так взглянул на нее вроде бы настороженно, когда она про башню упомянула.
Последний заплыв – и прочь с Карибов!
Таня натянула маску – ласты действительно оказались точно по ноге – и кинулась в изумрудное теплое море. Почти сразу же увидела редкую даже здесь водную черепаху. Погналась быстрыми гребками за ней. И, конечно, не видела, как из бунгало торопливо вышла Юлия Николаевна. Воровато огляделась и поспешила к рецепции, где ее уже ждало такси.
* * *
Таня плавала почти час. Потом еще немного понежилась под закатным солнцем в шезлонге, выпила коктейль. Уезжать уже завтра было жаль – на родине сейчас, в феврале, хорошего мало. Прогноз погоды сообщал: в Москве – около нуля, осадки, северный ветер. И еще пару месяцев ждать, когда хотя бы снег стает. Садовникову прежде никогда не расстраивало ненастье, когда торчишь на работе сутками, даже удобно, что за окном уныло. Никаких искушений. Но совсем другое дело изнывать от безделья в слякоть и дождь одной в пустой квартире.
«Что за жизнь! – начала растравлять себя Татьяна. – Годы идут, работы нет, семьи нет…»
Сколько у нее было блестящих возможностей, головокружительных приключений. Шансов выйти замуж за миллионера, стать хозяйкой своего бизнеса. Но поди ж ты: умудрилась остаться офисным планктоном.
«И даже любовь – пусть бестолковая, несчастная – случилась не у меня, а у мамани. А я – позор! – веду себя как настоящая клуша. Паинькой пью воду в Карловых Варах, здесь, на Антигуа, маму пасу… Топлю печаль в коктейлях».
Таня сердито отодвинула пустой бокал. Тут, на карибском курорте, много одиноких старух: греют косточки, балуются ромом, кокетничают с Чарли, местным жиголо. Неужели и ее ждет подобная перспектива? Это если еще повезет и будут деньги на счастливую старость. Российские-то пенсионеры в большинстве вынуждены каждую копейку считать, какие уж тут Карибы.
«Все. Вернусь в Москву – начну мужа искать. И еще обязательно заведу пенсионный счет. И…»
Закончить планов громадье она не успела. Вдруг услышала у самого уха восторженный возглас:
– Belissimo!
Обернулась, увидела – вездесущий Чарли. С чего это он по-итальянски заговорил?
А тот смотрит на нее влюбленным взором, продолжает бормотать – уже на английском:
– Таня! Я вообще тащусь! Ты должна ему – сказал бы – пятьдесят баксов… Нет, ладно: просто поцелуй его!
– О чем ты? – чуть раздраженно вымолвила она.
– О, милая Таня! Не злись! – Абориген молитвенно сложил руки на груди. – Удостой его хоть взором!..
И потянул ее за собой через пляж, привел под стены кафе (там уже толпилось человек десять вездесущих американских туристов). Громогласно воскликнул:
– Разошлись все! Героиня явилась!
Толпа послушно раздалась, и Садовникова увидела: из влажного песка в натуральную величину выложена женская фигура. Небрежно, в позе Данаи, облокотилась на локоть, лицо величественно, задумчиво и – очень знакомо…
Старички одобрительно загудели, Таня же в изумлении присела перед скульптурой на корточки. Творец, конечно, ей немного польстил, но в целом – это она! И хороша, черт возьми!.. Пропорции изумительны, черты лица гармоничны.
– Вау! – выдохнула девушка.
– Вы должны немедленно снять купальник, – встрял какой-то шустрый старичок, – чтоб мы полностью оценили сходство!..
Получил от своей пожилой спутницы ощутимый пинок и виновато умолк.
А Таня уже нашла глазами скромного, худощавого, бледнолицего юношу, что стоял чуть в стороне. Вот он, скульптор, – ошибиться невозможно. Все они, творцы, одинаковые – тощие, с чуть сумасшедшим взглядом.
Подошла, произнесла сухо:
– Спасибо, конечно. Но вы могли бы, прежде чем ваять, у меня разрешения спросить.
Парень виновато развел руками, ответствовал на приличном английском:
– Какой смысл? Ты бы все равно не позволила! Да, кстати. Меня Дэном зовут. А тебя? – И улыбнулся весьма нахально.
Чарли же суетливо предложил:
– Таня, если тебя ломает, мы можем ее одеть. Или прикрыть. Хочешь, я паранджу принесу?
– Слушай, исчезни, а? – поморщилась она.
Сделала шаг к скульптуре.
– О, нет, не разрушай! – взмолился Чарли. – Давай хоть фотку сделаем! Вас вместе!
– …Обнаженных! – добавил тот же озабоченный старичок.
И снова получил тычок от своей бдительной спутницы, по толпе понеслись смешки.
Скульптор беззлобно хмыкнул:
– Вот придурки!
И обратился к Татьяне:
– Развалите ее, если вас раздражает. Я не обижусь!
– Да ладно. Пусть стоит. То есть лежит, – пожала плечами Таня. Кивнула ваятелю, холодно произнесла: – Спасибо за внимание.
И собралась уходить.
– Если вам захочется подзаработать, всегда рад вас видеть в своей студии! – не растерялся парнишка. – Красивым натурщицам плачу тридцать долларов в час!
– Да ты, парень, жмот! – осудил все тот же похотливый старичок. – Я бы поднял ставку. До ста пятидесяти!
В толпе снова засмеялись.
Таня против воли улыбнулась, настроение улучшилось. Ситуация, конечно, глупая, но раз скульптуры с нее лепят – значит, не совсем еще вышла в тираж.
– Хоть автограф у человека возьми! – проворчал Чарли. – Дэн, чтоб ты знала, знаменитость. Пятнадцать персональных выставок, и в музее Метрополитен какая-то его скульптура стоит. К нам, на Антигуа, он за вдохновением приезжает.
«Надо же! – Татьяна искоса взглянула на парня. – А с виду хлюпик, студент. Жаль, что он совсем не в моем вкусе…»
Ей всегда нравились мужчины эффектные, яркие, мускулистые. Скульптор же – типичный интеллигент, худощавый, в очочках. Любимый мамин типаж. Ее Мирослав в юности, наверно, так выглядел. Даже хулиганская мысль пришла ей в голову: может, нанять паренька, чтоб помог матери залечить сердечную рану? Хотя, раз он известный ваятель, на роль платного утешителя, наверно, не согласится.
Кстати, о маме. Таня взглянула на часы – семь, время пролетело незаметно. Как бы им на теплоход не опоздать!
И девушка решила пройти в свое бунгало через кафе – так было быстрей. А едва вошла в заведение, взгляд упал на экран телевизора. Шли новости. И картинка сразу вогнала ее в ступор.