– Ладно – я… Но вы-то, вы-то доктор! Могли бы сразу сообразить.
– Что сообразить?
– Видите, что у меня с лицом?
Теперь уже вся кают-компания начала пристально рассматривать адвоката: лицо его, во всяком случае не скрытая бородой часть упитанных щек, было покрыто мелкими прыщиками.
– Как вы думаете – что это? – обратился адвокат к Антону, как к единственному представителю медицины.
– Не знаю. Что-то типа аллергии. Реакция на солнце, возможно – на льды… Здесь совершенно другие широты, и ваш организм именно так реагирует…
– Чушь! – перебил Антона адвокат. – Это действительно аллергия. Но не на солнце, а на барбитураты.
– Не понял, – удивился Антон. – При чем здесь снотворное?
– А у меня всегда была именно такая реакция. Я одно время принимал барбитал, у меня были проблемы со сном… А потом пришлось отказаться… Вот из-за этой самой кожной сыпи. Аллергии то есть. Та была в точности такая же… Это стопроцентное действие барбитуратов.
– Что вы хотите этим сказать? – спросил Антон, уже понимая, что именно хочет сказать адвокат.
– Не нужно быть семи пядей во лбу, чтобы понять, что они нас… Они нас просто усыпили… Как каких-нибудь кроликов…
– Зачем? – Я даже не расслышала толком, кто именно задал этот вопрос. Он повис в воздухе, растекся вместе с сигаретным дымом по всем углам кают-компании. Я вдруг вспомнила, как вчера вечером зашла сюда и увидела стюарда, который разливал спиртное по стаканам; тогда мне показалось, что, увидев меня, он что-то сунул себе в карман.
Нет. Мне не показалось. Теперь я была полностью в этом уверена. Как мило он разносил все это шикарное пойло: белые перчатки офицера национальной гвардии, надраенный поднос, лживая улыбка, вздрогнувшие плечи: “Фу, черт, ты меня напугала”… Да еще этот Ортега-и-Гассет в свободное от грязных тарелок время… Но не я одна вдруг вспомнила о стюарде.
– Этот официант, он мне сразу не понравился, – сказал адвокат, и я вспомнила Вадика Лебедева, который на дух не выносил смазливого Рому: в чем, в чем, а в интуиции ему не откажешь…
– Его рук дело, никого из команды вчера в бильярдной не было…
Голоса тасовались, как карты в колоде, и я уже не знала, какой кому принадлежит. А потом в щель наступившей на доли секунды тишины снова влез Антон с единственным вопросом:
– Но зачем?
– Может быть, вернемся к варианту “Лангольеров”, – предложил малодушный Филипп. – В конце концов, варианты “Почему?” и “Что произошло?” гораздо менее опасны, чем вариант “Зачем?”.
Несколько секунд все переваривали уж слишком философскую подачу мысли. Первым сдался Антон:
– Филя, не будь убийцей. Объясни, что ты имеешь в виду?
– Ну, с мистикой все более или менее понятно. Никто не виноват, и остается только ждать развития событий и надеяться, что самое страшное уже случилось. И все мы по каким-то причинам остались живы… Следовательно, нижняя точка пройдена, и сейчас начнется медленное возвращение. Если мы берем вариант “Зачем?”, что исключает присутствие высших сил, тогда придется признать, что с нами умышленно поступили именно таким образом… А следовательно, это не окончание романа, как в первом случае, а всего лишь его начало. И каким он будет, не знает никто, кроме людей, которые стоят за всем этим…
– Тогда это не “Лангольеры”. – Карпик подошла ко мне и обняла меня за плечи. – Это не “Лангольеры”, а “Десять негритят”. Как ты думаешь, Ева?
И снова, в который раз за последний час, все замолчали. Первым нашелся знакомый с творчеством Агаты Кристи Альберт Бенедиктович. Он мрачно посмотрел на Карпика:
– Лучше бы ты была двоечницей, девочка. И не умела бы читать.
– Что это еще за негры? – снова напомнил о себе губернатор. – Что это вообще за издевательство над здравым смыслом?
– Помолчи, папаша! Не до тебя сейчас. – Муха стремительно наглел.
– В общем, весьма похоже. – Филипп прошелся по кают-компании, закинув руки за голову. – Весьма-весьма… Там был остров, здесь – корабль. Оттуда невозможно было выбраться, здесь примерно тот же вариант, если команда не объявится в ближайшее время. Есть только два сомнительных пункта. Во-первых, все люди, которые приехали на остров, если мне не изменяет память, были преступниками. И второе – среди них был убийца.
– Блеск! – восхитился Муха – Голливуд отдыхает! Мне нравится эта идея. Давайте каяться, пока нас не пришпилили!
Легкомысленное настроение Мухи передалось всем, и сказанное Филиппом все восприняли как милую шутку. И даже с готовностью рассмеялись: особенно преуспел в этом Альберт Бенедиктович, сразу же начавший протирать свою обильно вспотевшую лысину носовым платком. Я не отрывала взгляда от этой блестящей, как поднос стюарда Романа, лысины. И с тяжелой тоской думала о том, что в одном Филипп прав: среди нас есть убийца. И об этом в кают-компании знают только двое – я и он сам. Есть еще Карпик, но она в этой игре сидит на скамейке запасных…
– И что там было дальше по сюжету, Карпик? – спросил фотограф у девочки.
– Дальше им всем объявили, что они виновны, – с готовностью начала Карпик. – И сказали, что всех уберут…
– Ну да, – перебил девочку Муха. – У нас все будет проще… Сейчас раздастся стук в дверь, зайдет следователь по особо важным делам и зачитает нам наши права.
Он даже не закончил фразы, когда раздался стук в дверь.
…Альберт Бенедиктович, посеревший, как кусок необработанного холста, выронил недоеденный бутерброд, Муха присвистнул и нервно расхохотался. Все остальные хранили молчание.
Стук повторился снова, и Антон взял инициативу на себя.
– Да! – крикнул он сдавленным голосом. Дверь распахнулась, и на пороге появился рефмеханик Макс.
– Макс! – Предательница Карпик тотчас же забыла про меня и бросилась к нему.
Появление в кают-компании одного из членов экипажа сразу же перевело ситуацию в разряд юмористических. Никто больше не смотрел друг на друга, всем было стыдно за то действо, которое разыгрывалось здесь на протяжении последнего часа. Чего только в голову не придет сильно надравшимся пассажирам! Сейчас Макс, вполне реальный и, как всегда, спокойный, прояснит нам ситуацию, и все станет на свои места… Первая ласточка возвратилась в гнездо, за ней можно ожидать всю стаю…
– Что происходит, господин матрос? Вы можете нам объяснить, почему утро началось с подобного рода издевательств? – Распопов, страдающий от отсутствия связи с Большой землей, решил выместить всю злость на механике. – Почему большие люди, заплатившие большие деньги, вместо полноценного отдыха получают головную боль? Вы, как представитель экипажа, несете за это персональную ответственность. Я уже не говорю о капитане, с которым еще разберутся соответствующие инстанции.