— Я только-только выхожу из траура, — напомнила Жасмин королеве, пытаясь ускользнуть от августейшей хватки.
— Из вас выйдет великолепная Осень, не правда ли, мастер Джоунс? На следующей неделе у нас будет костюмированный бал в честь нового урожая. Вы должны быть Осенью, леди Линдли! — настаивала королева.
— А я изображу господина Урожая, — лукаво поддержал мать принц Генри.
— Правильно! — улыбнулась Анна своему старшему сыну. — Генри редко участвует в моих маленьких развлечениях, но на этот раз он обещал. Правда ведь, любовь моя?
— Разумеется, мадам, обещал, — ответил принц, целуя любящую материнскую пухлую белую руку. — А если леди Линдли возьмется за роль Осени, успех празднику обеспечен, мама.
— Тогда решено. — Королева ласково улыбнулась Жасмин.
Вдова маркиза Вестлея сделала реверанс и, по-прежнему сопровождаемая принцем Генри, удалилась.
— Предатель! — шепнула она ему, когда они отошли достаточно далеко, чтобы не слышала королева. — Вы нисколько не помогли мне. Напротив, поддержали мать в ее очаровательной причуде.
— Я помогу вам со стихами, — пообещал Генри Стюарт. — Теперь нам придется репетировать вместе.
— Вы просто невозможны. — Жасмин не удержалась от смеха. Генри Стюарт был очаровательным юношей.
— Так еще никто не характеризовал мою королевскую августейшую светлость, — возразил ей принц. — Меня считают надеждой трона. Мама — восхитительная глупышка, не способная никого обидеть, добрейший отец, хоть и мудрее, чем полагают многие, неорганизован и слишком сентиментален. Я же, как раз наоборот, слыву пунктуальным в образе мыслей и привычках, разумным и чрезмерно рассудительным. Не говоря уже о том, мадам, что обладаю здоровым сильным телом и до неприличия очаровательным лицом.
— Ваше высочество также чрезмерно скромны, — ехидно поддакнула ему Жасмин.
Генри Стюарт разразился смехом, и окружающие повернули головы и уставились на них, пытаясь понять, что так позабавило принца.
— Ну вот, — многозначительно проговорил он, — теперь пойдут разговоры. Вы готовы, дорогая маркиза Вестлей, оказаться предметом пересудов? О вас ведь теперь начнут шептаться.
— Я вдова маркиза Вестлея, — поправила его Жасмин. — И почему обо мне должны шептаться? Никто из этих людей меня не знает. Почему они должны распускать обо мне слухи?
Они подошли к алькову, и принц пригласил Жасмин присесть на кушетку.
— Для этого есть много причин, мадам, — ответил он, усаживаясь рядом. — Во-первых, вы потрясающе красивы. Вас не знают при дворе отца, что само по себе порождает любопытство. Вы находитесь в моем обществе и сумели меня развеселить, поэтому в пустых умишках тут же рождается мысль: а что еще вы собираетесь для меня едедать. Видите ли, в настоящее время у меня нет любовницы, да и раньше не было официально признанной.
Люди при дворе гадают, что я за Стюарт. Такой же, как отец, который когда-то и любил дам, но теперь, кажется, испытывает нежность к юношам. Или как женские угодники прадедушка и прапрадедушка? — Принц взял Жасмин за руку и, поднеся к губам, поцеловал сначала тыльную сторону ладони, а потом ладонь и нежное запястье. Глаза выражали немой вопрос.
От удивления Жасмин вспыхнула — она поняла, каким был Генри Стюарт. Этот юноша застал ее врасплох.
— Я королевская дочь, милорд, — тихо сказала она. Молодого человека, не обижая, следовало поставить на место. Кто бы решился разозлить принца, который когда-нибудь будет королем Англии? — Я не ожидала этого от вас.
Генри Стюарт рассмеялся, видимо довольный и собой, и ее ответом:
— А я этого с вами еще не сделал. Но обязательно сделаю, любовь моя. До того, как вы появились здесь сегодня вечером, я ни за что бы не поверил, что женщины могут быть такими красивыми. Мы ведь не встречались, когда вы приезжали сюда в прошлый раз, тогда я учился в Ричмонде. Но мать мне о вас писала. Ее поразили ваше происхождение, богатство, красота и особенно ваши необыкновенные глаза.
Вернувшись ко двору, я жаждал встретиться с вами, но узнал, что вы уехали к бабушке в Мидленд и вышли замуж. Я был по-настоящему разочарован. И вот сегодня вы появились в Уайтхолле. Я узнал вас сразу же, хотя ни разу не видел. Вас выдали ваши бирюзово-голубые глаза. Я тут же разыскал лорда Солсбери, и он сообщил, что вы овдовели. Благодарение Богу, что на свете есть маленький Сесил. Он знает все.
Жасмин была поражена.
— Не знаю, что и ответить, — сказала она ему. Его интерес к ней был очевиден, а намерения не оставляли сомнений. Жасмин колебалась, как отделаться от принца.
— Наклонитесь, — произнес принц.
— Что? — Она не поверила своим ушам.
— Наклонитесь, мадам. Я хочу вас поцеловать, — повторил принц.
— Сэр! — Она притворилась рассерженной. Нужно было как можно скорее остановить его напор. Ситуация сложилась щекотливая и делалась неприличнее с каждым мгновением.
— Наклонитесь, — в третий раз сказал принц. — Вы ведь не хотите, мадам, чтобы из-за вас я устроил сцену, а так оно и случится, если вы не послушаетесь меня. Один лишь поцелуй. Что в нем плохого? Тем более что вы вдова, я — холостяк.
Он прав, упрекала себя Жасмин, кляня за глупость. Какой может быть вред от одного поцелуя, да к тому же в таком людном месте? Принц даже не обручен, а она — вдова. Лестно, что он хотел ее поцеловать. Покачав головой и наморщив рот, чтобы показать принцу, какой он испорченный. Жасмин наклонилась и закрыла бирюзово-голубые глаза.
Довольный собой. Генри Стюарт ухмыльнулся. Одной рукой он обнял ее за голову и прижал свой чувственный рот к ее губам, несколько раз нежно поцеловал, а потом впился в нее в глубоком чувственном поцелуе. Она замерла, сочтя за лучшее не сопротивляться, лишь отстранила голову и, почувствовав его руку на груди за вырезом платья, воскликнула:
— Милорд!
Он снова привлек ее голову и прошептал прямо в губы:
— Открой рот, любовь моя. — Его блуждающие руки лихорадочно ласкали ее. — Боже, твоя кожа, как шелк!
Она ощутила, что его язык прорвал заслон ее зубов, соски напряглись под опытными пальцами принца. Как это ее так разгорячил простой поцелуй, недоумевала Жасмин. Его язык стал ласкать со все усиливающейся страстью ее язык. В отчаянии она собрала все силы и, уперевшись руками в затянутую в бархат грудь принца, оттолкнула его.
— Прекратите, милорд, — попыталась она прошептать. — Сейчас же прекратите!
— Ты сводишь меня с ума, — пробормотал он, опуская лицо к вырезу платья и целуя нежную кожу на груди, в то время как его хищные руки продолжали все более настойчиво ощупывать ее.
Корсет сжимал Жасмин. Она почти не могла дышать. Что ей оставалось делать? Страсть принца была такой неистовой, что еще мгновение — и он швырнет ее на кушетку и овладеет на виду у всего двора. Эта мысль так поразила ее, что в желудке сделалось дурно, и она откровенно предупредила: