— Я могу поделиться с тобой щепоткой-другой, если хочешь.
— О… Не на службе, — он прислонил меч к стене и достал квадратный кусочек пергамента из своего кошелька-пояса. — Однако я смогу приберечь его на время своего отдыха. Беспалый выделил ему щепотку. Он внимательно посмотрел на нее, прежде чем завернуть. — Черное… Каронна?
— Самое лучшее.
— У вас его достаточно много. — Он даже не потянулся за своим оружием.
Свободная рука Культяпки дотронулась до головки эфеса его меча.
— Человек без принципов убил бы вас ради этого.
Беззубый ухмыльнулся.
— С тобой я вдвойне в безопасности.
Евнух кивнул и заботливо спрятал кррф у себя за поясом, затем взял обратно свой широкий меч.
— В безопасности с кем угодно, но только не с чужаком.
Все в Лабиринте знали о том дорогостоящем заклятии, за которое заплатил Культяпка, чтобы защитить свою жизнь: если его убьют, то его убийца никогда не умрет, а будет влачить свое существование вечно в бессильной агонии:
Гори: как полыхают звезды ясные, Гори и после, как они погаснут.
Успокоения в пепле не найти.
Изгой, вдали от помощи богов, — Людей ли, призраков:
Придет конец веков А ты гори.
Культяпка сам подозревал, что заклинание будет иметь силу только до тех пор, пока будет жив колдун, породивший его, но это было несущественно. Мизраит и жестокость проклятия удерживали чужие клинки в ножнах, а яд в недосягаемости от его пищи.
— Я передам ваше сообщение. Огромное спасибо.
— Знаешь, лучше смешай его с нюхательным табаком. Очень крепкий, — Культяпка раздвинул бархатные занавески и прошел через фойе, обмениваясь приветствиями с некоторыми из женщин, которые слонялись там без дела, одетые в мягкие накидки (покрой и цвет накидок извещали о цене, а в некоторых случаях, демонстрировала пикантные подробности), и вышел в сумерки уходящего дня.
Полдень был интересным сочетанием ощущений для мужчины, чей нос был так же чувствителен, как и велик. Сначала банкет, со всеми ароматными деликатесами из Тванда, затем хорошее редкое вино с тонким резким привкусом полуотравы, потом вяжущая острота кррф, богатый кладбищенский запах Мясницкой, заплесневелая затхлость каменных стен тоннеля, духи и фимиам в фойе, а теперь знакомая уличная вонь. Пока он шел через ворота непосредственно в город, он мог точно сказать, что ветер менял свое направление на западное; земляной запах выгульных двориков для скота слегка преобладал над запахом разлагающейся мочи в чанах кожевников. Он даже уловил тонкий огуречный аромат свежеразделанной рыбы, который пронесся как легкий шепоток над бормочущей толпой; не все большеносые обладали такой способностью различать запахи. Как всегда, первые минуты он наслаждался пребыванием среди городских стен, пока вонючие испарения не притупили даже его нос.
Большинство прилавков на сельском рынке были уже закрыты, но ему удалось за пару медяков купить свежую дыню, которую он очищал, пока продвигался к базару, кррф был незаметен у него под рукой.
Он поторговался немного с кузнецом, новичком на базаре, по поводу пары ламп, которые он хотел заказать вместо тех, что были украдены из «Единорога» прошлой ночью. Он пришлет одного из своих оборванцев за ними. Понаблюдал немного за акробатами, затем прошелся по различным виноторговцам, чтобы сделать заказы на следующую неделю, заказал центнер засоленного мяса, порезанного на ломтики, и велел, чтобы его доставили сегодня вечером; после чего заглянул в гильдию наемников, чтобы подыскать охранника в зал, более воздержанного в употреблении спиртных напитков, чем тот, который позволил украсть лампы. Затем пошел вниз по Набережной, где съел ранний ужин, состоявший из сырой рыбы и мелко порубленного мяса крабов. Подкрепившись, он вошел в Лабиринт.
Как правильно отметил евнух. Культяпке нечего было бояться постоянных обитателей Лабиринта. Самые отчаянные головорезы, которые потрошили детей ради спортивного интереса (а спорт этот находился в явном упадке в связи с введением надежного травяного средства, вызывающего аборт), уважительно приподнимали шляпы перед ним или держались подальше. И все-таки он был осторожен. Всегда находились чужаки, горящие желанием утвердить себя, или в отчаянии пытавшиеся добыть себе на хлеб или вино; и хотя Культяпка был грозным противником с мечом или без него, он знал, что выглядел он, скорее всего, как растолстевший купец, чье безобразие мешало ему торговать.
Он также хорошо знал зло изнутри, в связи с чем и одевался так убого, дабы не показать ни малейшего внешнего признака своего благосостояния. И не для того, чтобы избежать нападения, поскольку он знал, что бедные намного чаще становятся жертвами, чем богатые, а для того, чтобы сократить число своих возможных врагов до тех, кто убивает из-за медяков. Обычно они не обладают особым искусством в бою.
По дороге к «Единорогу» на Серпантине за ним стал следовать по пятам мужчина с подчеркнуто небрежным видом, в котором, тем не менее, угадывался начинающий карманник. Культяпка знал, что переулок, поднимаясь вверх, попадает в глубокую тень, там же всего в нескольких шагах была ниша в стене, в которой можно было укрыться. Он завернул за угол, вынул кинжал из голенища сапога, проскользнул в нишу, а кррф положил у себя между ступней.
Мужчина все-таки последовал за ним, достаточное доказательство, и, когда его шаги неуверенно зазвучали в темноте, Культяпка волчком крутнулся из ниши позади него, заткнул ему рот и нос своей тяжелой рукой и методично стал вонзать стилет ему в спину, еще и еще раз, стараясь попасть в почки. Когда колени мужчины согнулись. Культяпка его отпустил, перерезав ему глотку, чтобы молчал. Он снял кошелек-пояс и сумку с монетой с бездыханного скрюченного тела, вытер и спрятал назад кинжал, поднял с земли кррф и продолжил свой путь по Серпантину. На его робе было несколько свежих пятен крови, но никто на этой улице не обратит на это внимания. Иногда стражники проходили по улицам, но не для того, чтобы беспокоить добрых граждан или критиковать их стройные обычаи.
Двое за один день, подумал он; прошел уже год или больше с тех пор, как это случилось в последний раз. Он почувствовал смутное удовлетворение по этому поводу, хотя ни один из мужчин не представлял собой достойного противника. Карманник был неуклюжим любителем, а молодой аристократ из Рэнке — доверчивым дураком (чье убийство было заказано одним из советников его отца).
Он поднялся по улице и вышел южнее от главного входа «Распутного Единорога», в который он вошел с черного входа. Он заглянул в расходную книгу товара в кладовой, отметил, что день был не очень-то бойким, и прошел к себе в офис. Там он запер кррф в сейф, затем налил себе в небольшой стакан лимонный аперитив и уселся рядом с прозрачным с одной стороны зеркалом, благодаря которому он мог наблюдать за баром, оставаясь невидимым.
В течение часа он наблюдал за руками, обменивающими напитки на деньги. Бармен, в прошлом кок на борту пиратского судна, пока не потерял ногу, казался доброжелательным по отношению к клиентам и в меру честным, хотя и не доливал положенные дозы некоторым наиболее пьяным посетителям — возможно, не из соображений об их самочувствии. Культяпка наливал себе третий стакан ликера, когда увидел входящую в заведение Эмоли, хозяйку «Сада Лилий», вместе в евнухом и другим телохранителем. Он пошел их встретить.