Не беремся сказать, сыграла ли близость врага какую-либо роль в согласии мистера Эйрбина принять приход Св. Юолда, но так или иначе, в кабинете доктора Гвинна было решено, что он его принимает и будет содействовать изгнанию мистера Слоупа из Барчестера или хотя бы заставит его замолчать на то время, пока он там останется. Мистер Эйрбин намеревался сохранить свою оксфордскую квартиру, а для прихода взять младшего священника, но он обещал уделять Барчестеру как можно больше времени, и доктора Грантли вполне удовлетворило это обещание столь великого человека. Немалое удовольствие доставляла ему и мысль, что епископ Прауди вынужден будет отдать приход у себя под боком заведомому врагу своего любимца.
И весь обед с лица архидьякона не сходила довольная улыбка. Он отдал должное вкусным кушаньям, выпил вина, шутил с дочерьми, весело рассказывал про Оксфорд, посоветовал тестю навестить доктора Гвинна и вновь принялся восхвалять мистера Эйрбина.
— А мистер Эйрбин женат, папа? — спросила Гризельда.
— Нет, девочка, члены факультета женатыми не бывают.
— Он молод, папа?
— Ему лет сорок, если не ошибаюсь,— ответил архидьякон.
— О! — сказала Гризельда; для нее “сорок” звучало почти как “восемьдесят”.
Когда дамы удалились, оставив джентльменов за вином, мистер Хардинг поведал о своей беде. Но даже это не омрачило радости архидьякона, хотя еще больше разожгло его боевой задор.
— Этого он не может,— повторял доктор Грантли, пока тесть перечислял ему новые обязанности смотрителя.— Не стоит его и слушать. Он не имеет права что-либо менять.
— Кто? — спросил бывший смотритель.
— Ни епископ, ни капеллан, ни даже жена епископа, чье слово в подобных делах, кажется, весит больше, чем слово их обоих. У всех обитателей дворца, вместе взятых, нет власти превратить смотрителя богадельни в директора воскресной школы.
— Но у епископа есть власть назначить кого ему угодно, и...
— Не уверен. По-моему, такой власти у него нет. Пусть попробует! Посмотрим, что скажут газеты. На этот раз общество будет за нас. Но Прауди, хоть он и осел, достаточно опытен и не станет ворошить осиное гнездо.
Мистер Хардинг вздрогнул при одной мысли о газетах. Он уже в достаточной мере изведал такого рода публичную известность и не хотел вторично превращаться ни в чудовище, ни в мученика. Кротко выразив надежду, что газеты на этот раз оставят его имя в покое, он спросил, не лучше ли ему будет сразу отказаться самому.
— Я старею. Новые обязанности будут мне не по силам.
— Новые обязанности! — воскликнул архидьякон.— Но я же говорю вам, что никаких новых обязанностей не будет!
— И старые тоже,— ответил мистер Хардинг.— Буду довольствоваться тем, что у меня есть.— Перед его умственным взором все еще стоял мистер Слоуп, выметающий мусор.
Архидьякон допил свой кларет и собрал свою энергию.
— Надеюсь,— сказал он,— что вы не будете столь слабодушны и не позволите такому человеку, как Слоуп, помешать вам исполнить ваш долг. Вы знаете, что ваш долг — вновь занять вашу должность в богадельне теперь, когда содержание установлено парламентским актом и причина, Заставившая вас уйти, устранена. Этого вы отрицать не можете, и, если сейчас вы поддадитесь робости, ваша совесть вам не простит.— И в заключение периода архидьякон передал своему собеседнику бутылку.
— Ваша совесть вам не простит,— продолжал он затем.— Вы отказались от этого места из щепетильности, которую я уважаю, но не могу считать оправданной! Такого же мнения были и все ваши старые друзья: вы покинули ваш старый дом, настолько же выиграв во всеобщем уважении, насколько проиграли в житейских благах. Теперь все ждут, что вы вернетесь туда. Доктор Гвинн говорил недавно...
— Доктор Гвинн забыл, что я теперь совсем уже старик.
— Старик? Вздор! — сказал архидьякон.— Вы вовсе не считали себя стариком до разговора с этим наглым выскочкой.
— Если я доживу до ноября, мне будет шестьдесят пять.
— И семьдесят пять, если вы проживете после этого еще десять лет. Причем вам и тогда будет не занимать стать бодрости. Но ради бога, не надо отговорок. Ведь ваша ссылка на старость — просто отговорка. Но что же вы не пьете? Это только отговорка. На самом деле вы боитесь Слоупа и готовы скорее обречь себя на бедность и лишения, только бы не вступать в драку с человеком, который растопчет вас, если вы это ему позволите.
— Я действительно предпочитаю не вступать в драки.
— И я тоже. Но иногда другого выхода нет. Он добивается вашего отказа, чтобы водворить в богадельню свою креатуру, чтобы показать свою власть и, оскорбив вас, оскорбить нас всех — ибо это касается всего соборного духовенства. Если не ради себя, то ради нас вы обязаны не уступать ему. Неужто из-за какой-то заячьей робости вы попадетесь в расставленные вам силки и без сопротивления позволите ему вырвать у вас хлеб изо рта?
“Заячья робость” несколько обидела мистера Хардинга.
— Что за мужество драться из-за денег? — спросил он,
— Если в нашем грешном мире честные люди не станут драться из-за денег, всеми деньгами завладеют люди нечестные, а это вряд ли будет во благо. Нет! Мы должны использовать все средства, которыми располагаем. Если довести ваше рассуждение до логического конца, церкви вообще следует отказаться от своих доходов, а вы вряд |и станете утверждать, что подобная жертва ее укрепит.— Архидьякон молча налил свою рюмку и благоговейно выпил ее за увеличение и упрочение земных сокровищ церкви, столь дорогих его сердцу.
— Мне кажется, следует избегать ссор между священником и его епископом,— сказал мистер Хардинг.
— Согласен. Однако заботиться об этом должен не только священник, но и епископ. Вот что, друг мой: я поговорю об этом деле с епископом — с вашего разрешений, разумеется; не тревожьтесь, я не поставлю вас в неловкое положение. Я убежден, что весь этот вздор с воскресными проповедями и школами затеяли мистер Слоуп и миссис Прауди, а епископ об этом ничего не знает. Не принять меня епископ не может, а я выберу время, когда при ней не будет ни жены, ни капеллана. Я уверен, вы получите назначение без каких-либо условий. Что до скамьи в соборе, это мы предоставим настоятелю. Мне кажется, этот дурак и вправду воображает, что епископ может хоть унести собор в кармане, если ему заблагорассудится.
Так и было решено. Мистер Хардинг приехал за советом, а потому счел себя обязанным принять полученный совет. Кроме того, он наперед знал, что архидьякон и слышать не захочет о его отказе, а потому, высказав свое мнение, готов был уступить.
Поэтому они направились в гостиную, довольные друг другом, и вечер прошел в приятных пророчествах о будущей войне между Эйрбином и Слоупом. Войне мышей И лягушек будет до нее далеко, как и гневу Ахилла и Агамемнона. Архидьякон смаковал свой последний ход, потирая руки. Сам он не мог снизойти до единоборства со Слоупом, но Эйрбин — иное дело. Такой подвиг как раз во вкусе Эйрбина, и только ему он по плечу.