Мы с Херри стояли у музея. Купол по-прежнему матово поблескивал. Он парил в низком небе. А я… Я была счастлива. Или почти счастлива.
— Ну, показывайте ваше чудо, Херри, — я поправила ему очки и рассмеялась.
— Осторожно, Катрин. Ваш жених будет ревновать. А я — питать напрасные иллюзии.
— Ничего. Он войдет в положение… Сколько было работ в тайнике, Херри?
— Пятнадцать. И правая створка триптиха. Вы еще не видели ее. И не видели весь триптих целиком.
Он толкнул дверь музея, и я снова оказалась среди старых рукописей, гравюр и окостеневших от времени страниц. И все же это был совсем другой зал. Его стены дышали, они до краев были заполнены жизнью никогда не виденных мною людей: владелец рыбной лавки Рогир Лонгтерен оказался одноглазым пройдохой, а его сын Иос — юным красавчиком с самым восхитительным шрамом, который я когда-либо видела: нежная веточка вереска, да и только… В зале стоял слабый чарующий запах свежей рыбы — Лукас оказался замечательным мастером натюрморта: в рыбьих хвостах застыло небо и крыши Мертвого города, а в глазах угрей так легко было различить стриженые макушки детей… Краски совсем не потускнели со временем, они лишь оказались присыпанными золотистой золой веков. Мертвый город ожил, стоит открыть дверь — и он войдет в тебя, как входит ребенок с мороза, как входит в тело влюбленной женщины влюбленный мужчина… Херри-бой мягко коснулся моего локтя. — Идемте, Катрин. Триптих ждет вас…И я снова вошла в белый зал, где под толстым стеклом хранился триптих. Теперь он был собран полностью. Теперь все стало на свои места. Последняя, правая створка уравновесила первые две: скованный Зверь на самом краешке бездны и Новый Иерусалим, ослепительный и тихий, так похожий на любой маленький голландский городишко. Новый Иерусалим, утопающий в снегах и облаках…
Он укротил Зверя, Лукас Устрица, он укротил его одним лишь робким прикосновением кисти. Он действительно мостил дорогу. Но совсем не зверю. А богу, вознесшемуся над триптихом…
— Вы плачете, Катрин?
— Нет… Но сегодня… Можно я приду сюда завтра? I Одна?
— Завтра Рождество, Катрин. Я ведь пригласил вас на Рождество. Вас и вашу семью… Они такие милые, Катрин…
— Да…
— Хотите, я покажу вам самого Лукаса? Херри-бой взял меня за руку и подвел к триптиху. Молодой человек с аскетичными чертами лица и горькой складкой у губ. Небесный, счастливо избежавший страстей ландшафт, гладкий подбородок, в котором может затеряться целый сонм ангелов, и прикрытые глаза. В руках молодой человек держал кисть.
— Святой Лука, рисующий Деву Марию. Это и есть Лукас Устрица, Катрин…
* * *
Мы вышли из музея и спустились вниз по улице, к причалу.
— Почему он спрятал картины, Херри?
— Может быть, чувствовал свою вину за смерти, к которым не был причастен. Я еще не до конца расшифровал рукопись… Все дело в составе красок, Катрин. Он использовал какие-то растительные экстракты, которые при длительном хранении оказывали влияние на здоровье людей. Со временем он и сам понял это, но не мог удержаться от рисования, ведь эти краски, ложась на доски, давали такой удивительный эффект.
— Если бы вы знали, как мне это знакомо, Херри…
— Простите, Катрин. Я не хотел напоминать… Перед последним наводнением он решился. Можно сказать, что он покончил с собой, когда решил разделить участь жителей города… Он не мог писать этими красками дальше. Но и не писать он не мог. Он спрятал картины в большой кованый сундук и оставил послание, зашифрованное в левой створке. Он надеялся, что со временем его картины перестанут быть опасными для людей.
— Но как… Как до нас дошли левая створка и центральная часть? И каким образом они оказались за пределами Мертвого города?
— Лукас не мог оставить нам ключа, он сам позаботился об этом. В тот вечер город покинул только один человек, вы знаете его — это был Хендрик Артенсен. Он, заклятый враг Лукаса, сам не зная того, увез из города центральную часть триптиха вместе с несколькими разделочными досками для рыбы. Судя по всему, Устрица сам подложил доску в багаж Артенсена: жена Хендрика всегда держала открытой дверь для Лукаса, и он воспользовался этим… Когда Артенсен узнал о наводнении, он бросился обратно, забыв багаж в гостинице…
— А багаж разворовали, так? Люди не меняются с течением веков, правда, Херри?
— К сожалению, — нос Херри-боя страдальчески сморщился и он поспешно перевел тему. — Вторым был пришлый торговец дичью. Он ушел из города за несколько дней до наводнения. И унес с собой Деву Марию…
— А спустя пять веков она оказалась в России…
— Да.
— А ваши фотографии, Херри?
Херри-бой снял очки и протер их рукавом свитера.
— Зверь успокоился, Катрин. И остров перестало трясти… Для этого нужно было найти недостающую часть картины. Зверь успокоился, и все стало на свои места… Я покажу вам новые снимки…
— Вы сами-то верите в это?
Херри-бой умоляюще прижал руки к груди.
— Оставьте Мертвому городу Остреа эти тайны, Катрин…
— Хорошо, — улыбнулась я.
— А что стало с…
— Charming friend Bullfinch, — произнесла я, и у меня засосало под ложечкой. — Сломанная шея, только и всего. Мгновенная смерть. Суд признал, что Жаик Назыркулов не превысил пределов необходимой обороны.
На причале, у катера, возились Кирилл и двойняшки. Кирилл лежал на плоском настиле, а Катька и Лавруха ползали по нему и заливались хохотом. Освободив подбородок от круглого лба Лаврухи, Кирилл помахал нам рукой.
— Быстрее. Иначе они утопят меня в море.
— Сначала фейерверк, тетя Катя, сначала фейерверк!.. — заорала Катька-младшая.
— Херри, а почему в вашей записной книжке был телефон Кирилла. Ведь вы же никогда не встречались, правда?
— Его дал мне Боб. Он приезжал в Питер, по обмену… Между полицией Сан-Диего и вашей полицией… Он сказал, что ваш жених занимается старыми картинами… Это было очень интересно, но у меня просто не оказалось времени…
— Боб? Тот самый Боб, который прислал вам странное письмо? — я закрыла глаза и произнесла фразу, ставя ударение на каждом слове:
— “Абсолютный эффект, и никаких следов”…
— Что вы имеете в виду? — Херри-бой наморщил лоб.
— Абсолютный эффект, и никаких следов. Только и всего. Последний вопрос, Херри.
— Ах, это! Он имел в виду новый растворитель красок, который я отправил ему. Боб занимается живописью… У него неплохо получается. А вы что подумали, Катрин?
— Именно это я и подумала… Мы с Херри-боем посмотрели друг на друга и расхохотались.