— На Васильевский. Пятнадцатая линия.
Азиат, сидящий за рулем, настороженно ухмыльнулся. Я сразу же заметила эту его ухмылочку — такую же узкую, как и глаза. Он никому не верил, даже львы на Банковском мостике и памятник Барклаю-де-Толли у Казанского были у него на подозрении. В конце улицы снова появились джипы: теперь они следовали за нами, постепенно сокращая расстояние.
— Не многовато ли охраны?
— Не многовато. На меня уже было два покушения, — в голосе Титова вдруг прозвучала нелепая мальчишеская гордость за себя, такого рискованного мужика. — А хочется дожить, по крайней мере, до чемпионата мира по хоккею.
— А потом?
— А потом — до Олимпийских игр… Зимних.
— А потом?
— А потом — до летних.
…Через десять минут вся кавалькада остановилась около моего дома на Пятнадцатой линии. Я сдержанно поблагодарила Титова и вылезла из машины. И снова он последовал за мной. А азиат последовал за ним. Втроем мы подошли к ночному ларьку, где я под бдительными взглядами своих спутников взяла себе бутылку пива. Это дополнило мой образ: пиво — развлечение для бедных.
— Ну, всего доброго, Алексей Алексеевич, — сказала я. — Все еще не передумали покупать картину?
— Нет. Вы не пригласите меня на чашечку кофе? — урок, преподанный ему в галерее, видимо, впрок не пошел.
— Вы же знаете. У меня только растворимый, — я отхлебнула из бутылки и прищурилась.
— Обещаю!.. — он молитвенно сложил руки на груди.
— Черт с вами, пойдемте. Только учтите, что лифт не работает, а я живу на шестом этаже.
Даже это не испугало Алексея Алексеевича. Он мужественно потащился за мной. И начал приставать уже на площадке между-третьим и четвертым этажами.
— Зачем вы это делаете? — искренне удивилась я. — Вам что, своих женщин не хватает?
— Вы мне нравитесь, Катя, Вы забавная.
То ли освещение на площадке было недостаточным, то ли пиво слишком быстро ударило мне в голову, но Алексей Алексеевич вдруг снова показался мне милым мальчишкой. Почему бы и нет, сказала я сама себе. Я — забавная, рыжая и удачливая, почему я не могу позволить себе…
И я позволила.
Я позволила, как только за нами захлопнулась входная дверь. Я позволила поцеловать себя и осторожно расстегнуть пуговицы на костюме. И — уже менее осторожно — пуговицы на блузке. И — совсем неосторожно — застежку от лифчика.
— Где у тебя кровать? — шепотом спросил Алексей.
— Я провожу… — ничего умнее этой фразы мне в голову не пришло.
— Я сам тебя провожу, — рассмеялся он, переступил с ноги на ногу, и мне вдруг показалось, что под подошвами его туфель что-то хрустнуло.
Уж не скорлупки ли от быкадоровских грецких орехов, в самом деле?..
…Я проснулась от того, что мне нечем было дышать.
Спящий Леха (ночью, между двумя поцелуями, он позволил называть себя именно так) навалился на меня всей тяжестью: даже во сне он не выпускал меня из рук и контролировал ситуацию. Осторожно высвободившись из его объятий и погладив Пупика, прикорнувшего на кресле, я босиком прошлепала к окну. Лехин “Мерседес” по-прежнему стоял на противоположной стороне улицы. Я представила, как костерит меня верный азиат, вынужденный коротать ночь в машине. Голодный и холодный телохранитель бензинового короля, тебе не повезло.
Наскоро соорудив несколько бутербродов и налив в маленький термос кофе, я отправилась вниз, чтобы подкормить цепную собаку и задобрить ее: дотлевающая за окном ночь была чудесной, и я надеялась, что впереди у меня будет еще не одна такая.
Через несколько минут я уже была на улице.
Азиат разгадывал кроссворды, когда я легонько стукнула в стекло.
— Вы оставили его одного? — вместо приветствия спросил он.
— Он спит. Не буду же я его будить, в самом деле. Не волнуйтесь, я заперла двери. Вот, возьмите, — я сунула ему сверток с бутербродами и термос.
Азиат еще больше нахмурился, но сверток взял. А потом, подумав, распахнул дверцу. Я уселась на переднее сиденье рядом с ним.
— Не устали? — спросила я.
— Ничего. Я привык.
Мне стало грустно. Но, с другой стороны, этого и следовало ожидать. Молодой свободный богатый мужчина может запросто взломать любую койку, как какой-нибудь медвежатник. И я, несчастная Красная Шапочка, не самый большой бриллиант в его короне.
— Как вас зовут?
— Жаик, — нехотя ответил он. — Ударение на первом слоге.
— Странное имя.
— Обыкновенное. Казахское.
— Правда, что на него покушались? На вашего хозяина?
Жаик посмотрел на меня, как на Мату Хари при исполнении. И ничего не ответил.
— Никогда не была в Казахстане, — разговаривать было решительно не о чем.
— Немного потеряли, — он снова уткнулся в кроссворд.
— Я пойду?
— Идите.
Когда я вернулась в квартиру, Леха уже бродил по ней, сонный, голый и восхитительно красивый. И жевал наскоро приготовленный бутерброд с колбасой.
— Где ты была? — накинулся он на меня. — Я чуть с ума не сошел, когда проснулся.
— Нигде. Относила еду твоему парню. Вот и все. Он посмотрел на меня с интересом.
— Зачем?
— Я подумала, что он голодный.
— Да? — Леха почесал переносицу. — Мне только сейчас пришло в голову… Он работает на меня уже три года. И я ни разу не видел, как он ест. И как спит — тоже.
— Он же телохранитель. А телохранители не должны есть и спать. Почему ты взял казаха? Толковых русских не нашлось?
— Его физиономия доставляет мне эстетическое удовольствие. Ты тоже доставляешь мне эстетическое удовольствие…
Последняя фраза разозлила меня. Ну конечно, мои абсолютно натуральные огненно-рыжие волосы, вот что доставляет ему эстетическое удовольствие. Редкая картина пятнадцатого века, телохранитель-казах, случайная любовница с рыжими волосами, а не какая-нибудь там пошлая блондинка или тривиальная брюнетка. Подобный экстерьер должен согревать его бензиновое сердце.
— При твоей любви к экзотике тебе нужно заниматься не топливом, а экспортом черного жемчуга. Или разводить крокодилов и опоссумов.
— Я учту, — серьезно сказал он, и через секунду на его руке пропищали часы.
— Мне пора, — вздохнул Леха. — Все было замечательно.
— Попутного ветра в горбатую спину, — напутствовала его я.
Все было замечательно, более обтекаемой фразы и придумать невозможно. Замечательно и бесплатно. Исчерпывающая информация о “Всадниках” получена, договориться со мной не удалось, но зато удалось со мной переспать. Не бог весть что, утешительный приз, не больше. Забирай свои вещички и проваливай.