— Точно. — Через бинокль, настроенный на ночной режим, вся долина выглядит ярко-зеленой. Я вижу конников, спускающихся с холма в деревню и стреляющих на скоку, я вижу, как отстреливаются жители Фарбранча, но по большей части они бегут, падают и умирают. Похоже, армия Прентисстауна пленных не берет.
— Надо бежать, Тодд, — говорит Виола.
— Да, — отвечаю я, не в силах оторваться от бинокля.
Все видится мне зеленым, поэтому лиц толком не разберешь. Я жму несколько кнопок и наконец нахожу те, что приближают картинку.
Первым мне попадается мистер Прентисс-младший. Он едет впереди и, когда стрелять не в кого, палит в пустой воздух. За ним скачут мистер Морган и мистер Коллинз: загоняют нескольких жителей деревни на склад. Мистер О'Хара тоже там, да и остальные любимчики мэра: мистер Эдвин, мистер Хенрэтти, мистер Салливан. А мистер Хаммар с зеленым лицом и страшной улыбкой стреляет прямо в спины женщин, которые толкают перед собой маленьких детей. Я отвожу взгляд — иначе попросту вытошню все, чем так и не поужинал.
Пехота тоже входит в город. В первых рядах идет мистер Фелпс, хозяин магазина. Странно, военным человеком его не назовешь… А за ним марширует доктор Болдуин. И мистер Фокс. И мистер Кардифф, наш лучший дояр. И мистер Тейт, у которого было больше всего книжек, когда мэр приказал их сжечь. И мистер Кирни, который молол всю прентисстаунскую пшеницу и говорил мягким голосом, а каждому мальчишке на день рождения дарил самодельные деревянные игрушки.
Что эти люди делают в армии?!
— Тодд, — говорит Виола и тянет меня за руку.
Судя по виду, марширующие не больно-то рады происходящему. У них мрачные, холодные и страшные лица — не такие, как у мистера Хаммара, а бутто пустые, лишенные всяких чувств.
Но они маршируют. И стреляют. И вышибают двери.
— Это мистер Джилули! — вскрикиваю я, не веря своим глазам. — Да он же собственных овец забивать боялся!
— Тодд, — уже настойчивей говорит Виола, и я слышу, как она выбирается из кустов. — Пошли!
Что творится? Конечно, Прентисстаун — не райский уголок, это я вам точно говорю, но откуда взялась целая армия? Да, скверных людей у нас хватает, но не все они скверные, не все! Есть и хорошие! Вид мистера Джилули с ружьем так режет мне глаза, что я не выдерживаю и отворачиваюсь.
А потом я, конечно, вижу ответ.
Придерживая поводья одной рукой, а вторую уперев в бок, без ружья, легкой прогулочной трусцой в город въезжает мэр Прентисс. Он смотрит на взятие Фарбранча так, бутто это скушная передача по визору. Все дела за него делают остальные, а он только распоряжается, да с таким важным видом, что никому и в голову не придет о чем-то его попросить.
Отчего же все эти люди ему подчиняются?
И вапще, он что, пуленепробиваемый? Почему он так бесстрашно красуется на своем коне?
— Тодд, — говорит Виола, — клянусь, я побегу без тебя.
— Нет, не побежишь, — отвечаю я. — Погоди еще секунду.
Потомушто я как раз перевожу бинокль с одного лица на другое. Потомушто, даже если эта армия сейчас захватит деревню, узнает, что нас там нет, и бросится за нами в погоню, я должен знать.
Я должен знать.
Одно знакомое лицо за другим. Все маршируют и стреляют. Мистер Уоллас, Мистер Асбьорнсен, мистер Сент-Джеймс, мистер Белгрейвс, мистер Смит-старший, мистер Смит-младший, девятипалый мистер Смит, даже пьяный в доску мистер Марджорибэнк — все они маршируют, маршируют, маршируют. Прентисстаунец за прентисстаунцем, прентисстаунец за прентисстаунцем… Я узнаю все новые лица, и каждый раз мое сердце сжимается и обливается кровью.
— Их там нет, — наконец выдавливаю я.
— Кого? — удивляется Виола.
— Нет! — тявкает Манчи, облизывая хвост.
Их там нет.
Бена и Киллиана там нет.
Конечно, они не могли примкнуть к армии убийц. Даже если все остальные прентисстаунцы смогли, они бы не стали. Ни за что и никогда.
Потомушто они хорошие, оба, даже Киллиан.
Но если это правда, то правда и другое, так?
Если их там нет, значит, все пропало.
Вот тебе и урок.
Нет добра без худа.
Надеюсь, они дали мэру достойный отпор.
Я отвожу бинокль от лица, опускаю взгляд и вытираю глаза рукавом. Потом отдаю Виоле бинокль и говорю:
— Пошли.
Она выхватывает его, как бутто хочет скорей отправиться в путь, но потом всетаки говорит:
— Сочувствую.
Опять прочитала мой Шум!
— Забыли! Это не сейчас случилось, — говорю я, вставая и надевая рюкзак. — Идем, пока чего похуже не стряслось.
Опустив голову, я начинаю быстро шагать по тропе к вершине холма. Виола бежит следом, Манчи тоже, изо всех сил пытаясь не кусать себя за хвост.
Виола меня догоняет.
— А его… его ты видел? — спрашивает она.
— Аарона?
Кивает.
— Нет, — отвечаю я. — Странно, не видел. А ведь он должен был идти в первых рядах.
Какоето время мы шагаем молча, соображая, что бы это могло значить.
На этой стороне долины дорога становится шире, и мы, петляя вместе с ней по склону холма, держимся темной стороны. Света от двух лун достаточно, чтобы от нас на дорогу падали тени — а когда спасаешься бегством, этого даже слишком много. На моей памяти в Прентисстауне не было биноклей ночного видения, но ведь и армии у нас никогда не было — такшто мы невольно бежим, чуть пригнувшись. Манчи, нюхая землю, скачет впереди, то и дело повторяя «Сюда! Сюда!», как бутто знает дорогу лучше нас.
А на вершине холма мы натыкаемся на развилку.
Ну дела.
— Издеваетесь?
Одна дорога уходит налево, а другая — направо.
(Это называется развилка, так?)
— Ручей в Фарбранче тек направо, — вспоминает Виола, — и река всегда была справа, когда мы перешли через мост. Значит, если мы хотим вернуться к реке, надо идти по правой дороге.
— Но левой как бутто чаще пользуются, — говорю я. И действительно, она ровней и утоптанней — по ней явно ездят телеги. Правая дорога уже, кусты по краям гуще, и даже в темноте видно, что за ней не так хорошо следят.
— Франсиа что-нибудь говорила про развилку?
Я оглядываюсь на все еще кипящую долину за нашими спинами.
— Нет, — отвечает Виола, тоже оглядываясь. — Только сказала, что Хейвен раньше был первым городом вниз по течению. Потом все больше людей стало переезжать на запад, строя новые города и деревни. Прентисстаун был самым дальним. Фарбранч — сразу после него.