— И я уже не говорю о геноциде, — продолжает мэр.
В толпе поднимается ропот, общий Шум становится громче и красней.
— Те спэклы, что мирно служили в ваших домах последние десять лет, чья выносливость вызывала наше восхищение и в ком мы научились видеть своих соратников и помощников… — Он ненадолго замолкает. — Все они умерли.
Шум толпы опять вскидывается. Смерть спэклов в самом деле потрясла мирных жителей — даже сильней, чем смерть солдат и горожан, случайно попавших под огонь. В армию стали записываться новые добровольцы. А потом мэр выпустил из тюрем часть женщин: некоторые даже вернулись в семьи, а не в общежития. Еще через несколько дней он увеличил всем паек.
И начал проводить вот такие митинги. Чтобы держать людей в курсе.
— «Ответ» говорит, что борется за свободу. Но разве можно доверять таким людям? Беспощадно уничтожившим целую популяцию невооруженных существ?
В груди поднимается мерзкая волна, но я опустошаю свой Шум, превращаю его в бесплодную пустыню, лишенную всяких чувств…
Я — круг, круг — это я.
— Да, последние несколько недель дались вам нелегко. Нехватка воды и еды, запреты, отключение электричества… особенно сложно было холодными ночами. Но сейчас без этого нельзя. Снимаю шляпу перед вашей несгибаемой волей. Единственный способ выжить для нас — это объединиться перед лицом общего врага, твердо решившего нас истребить.
И люди в самом деле объединились, верно? Они не высовываются из дома в комендантский час, пьют и едят ровно столько, сколько дают, и прилежно выключают свет в назначенное время, из последних сил борясь с холодом. Днем в городе открыты все лавки и магазины, у дверей которых выстраиваются большие очереди.
Люди терпеливо ждут, уперев взгляды в землю.
Вечером мэр Леджер рассказывает мне, что народ все еще недолюбливает мэра Прентисса, но куда больше недовольства вызывает теперь «Ответ»: зачем они взорвали котельную, электростанцию… и главное — зачем они убили спэклов?
Из двух зол выбирают меньшее, говорит мэр Леджер.
Мы по-прежнему живем вдвоем на вершине колокольни — почему, спросите Прентисса. Но теперь у меня есть ключ: уходя, я сам запираю мэра Леджера. Ему это не по нраву, конечно, но что он может поделать?
Из двух зол выбирают меньшее.
А вообще непонятно, почему выбирать надо только из двух зол.
— Я хочу также выразить признательность, — продолжает вещать мэр, — за вашу постоянную поддержку и готовность делиться сведениями. Лишь бдительность и неусыпное внимание приведут нас к свету. Пусть ваш сосед знает, что за ним смотрят. Только тогда мы будем в безопасности.
— Да когда он уже заткнется? — Дейви случайно пришпоривает Урагана — Желудя и потом долго пытается его унять.
Ангаррад подо мной нетерпеливо переступает с ноги на ногу. Едем? — спрашивает ее Шум. Она тяжело дышит, выпуская облака густого белого пара.
— Потерпи еще чутьчуть, — говорю я, гладя ее по спине.
— Как ни эффективен комендантский час, мы решили сократить его на два часа, а время свиданий с женами и матерями увеличить на тридцать минут.
В толпе кивают, из переулков раздаются облегченные рыдания.
Они благодарны, думаю я. Благодарны мэру.
Ничего себе, а?
— И наконец, — подытоживает мэр, — с радостью сообщаем вам об окончании строительства здания для нового министерства, которое призвано обезопасить нас от происков «Ответа». В этом здании не место секретам и тайнам, а любой, кто попытается подорвать наш уклад жизни, будет немедленно перевоспитан и обучен нашим идеалам. Новое министерство позволит нам построить светлое будущее вопреки вражеским попыткам его у нас отнять… — Мэр умолкает — для пущего эффекта. — Сегодня мы открываем министерство Вопросов.
Дейви ловит мой взгляд и стучит пальцем по серебряному «В» на рукаве новенького бушлата.
Мы с Дейви теперь — офицеры Вопроса.
Я не разделяю его радости.
Потомушто вапще ничего не чувствую.
Я — круг, круг — это я.
— Отличная речь, па, — говорит Дейви. — Длинная такая.
— Я произнес ее не для тебя, — отвечает мэр, не глядя на сына.
Мы скачем по дороге к монастырю.
Хотя это больше не монастырь.
— Все готово, надеюсь? — спрашивает мэр, почти не поворачивая головы. — Меньше всего мне хотелось бы прослыть лжецом.
— Если все время спрашивать, лучше не станет, — бормочет Дейви.
Мэр оборачивается к нему — черный, как туча, — но я успеваю встрять и спасти Дейви от очередной Шумной оплеухи.
— Мы сделали, что могли, — говорю я. — Стены и крыша готовы, но внутри…
— Ну что ты, не убивайся, Тодд, — успокаивает меня мэр. — Для внутренней отделки еще будет время. Здание построено — это главное. При виде его мирных жителей должно бросать в дрожь.
Он едет впереди, и лица его не видно, но я нутром чувствую его улыбку при слове «дрожь».
— На сей раз у нас будет настоящая работа? — спрашивает Дейви с негодованием. — Или ты опять посадишь нас с кем-нибудь нянькаться?
Мэр разворачивает Морпета и загораживает нам путь.
— Вот скажи мне, Тодд хоть раз на что-нибудь жаловался? — спрашивает он сына.
— Нет, — угрюмо отвечает Дейви. — Но он же Тодд.
Мэр вскидывает брови:
— И?..
— А я твой сын!
Мэр подъезжает ближе, такшто Ангаррад в страхе пятится. Сдавайся, говорит Морпет. Веди, отвечает Ангаррад, склоняя голову. Я глажу ее по гриве, распутывая узелки и пытаясь ее успокоить.
— Позволь рассказать тебе об одном интересном факте, Дэвид, — говорит мэр, пристально глядя на него. — Когда офицеры, рядовые и простые горожане видят вас вдвоем на улицах города, в новой форме, они знают, что один из вас — мой сын. — Мэр почти вплотную приблизился к Дейви, сталкивая его с дороги. — Знаешь ли ты, как часто они ошибаются? Насчет того, кто из вас — моя собственная плоть и кровь… — Мэр переводит взгляд на меня: — Вот перед ними Тодд — всегда такой обязательный, скромный и серьезный, с невозмутимым лицом и чистым, сдержанным Шумом. А потом они видят тебя — избалованного, мягкотелого нахала. Им даже в голову не приходит, что этот нахал может быть моим сыном.
Дейви смотрит в землю, Шум его клокочет, зубы стиснуты.
— Да он даже не похож на тебя!
— Знаю, — говорит мэр, разворачивая Морпета. — Я как раз недавно об этом думал. Как ни странно, такое бывает довольно часто.
Мы едем дальше. Дейви, окруженный неистовым красным Шумом, плетется сзади. Мы с Ангаррад держимся за мэром.