Именно он и привел в чувство временно опешившую Любашу.
– Да у вас тут сумасшедший дом! – рявкнула она.
Варя вполне резонно заметила, что если бы ей больше платили, она купила бы себе отдельную квартиру, где спокойно слушала бы только «Руки вверх!».
– Да, почему вы не поднимаете Вареньке зарплату? – раздался сзади мамин голос. – Вы разве не знаете, что она у нас единственная кормилица? Я – безработная, девочки еще школьницы…
– Так устраивайтесь на работу! – рявкнула Любаша, багровея. – А то сидите на шее у дочери!
– Так меня не берут! Вот вы, например, почему меня не берете? Я к вам сколько раз приходила наниматься? Вы же меня не взяли! Ни администратором, ни горничной. Никем! Я что, враг своей дочери? Думаете, мне хочется, чтобы она свою молодость на всяких старых похотливых козлов губила? Но меня-то никто не берет! Я что, не могу администратором работать?! Вы работаете, а я что, хуже? Думаете, я не способна полы мыть? Постели за вашими развратниками убирать?
Любаша в долгу не оставалась и вопила еще громче Вариной матери. Сестры тоже сделали звук в своих магнитофонах погромче, и теперь Киркоров, ДеЦл и Лагутенко орали так, что у меня начала болеть голова. Правда, никто из соседей в стену не стучал. Или тут такие толстые стены? Мне было сложно определить возраст дома, но довоенной постройки – точно, возможно, более старый.
Варина мать вперила руки в боки. Любаша последовала ее примеру. Они в этот момент очень напоминали двух торговок, одна из которых у другой что-то украла – или отбила покупателя. Телохранитель стоял с ничего не выражающим лицом и переводил скучающий взгляд с одной бабы на другую. Варя опять легла. У нее на лбу выступила испарина. Судя по всему, ей стало плохо. Андрей в перепалке не участвовал, только внимательно слушал все выдвигаемые обвинения. Я тоже. У меня в сумке, как и обычно во время всех разговоров с интересующими меня (естественно, как журналистку, а не как женщину) людьми, работал диктофон.
Наше с Андреем внимание было вознаграждено. Прозвучало одно любопытное обвинение. Варина мать обвинила Любашу в краже, из-за которой весь сыр-бор. Мать помнит все, что ей рассказывала дочь, и смогла на основании этих сведений составить общее представление о случившемся – а со стороны лучше видно. Кто еще мог постараться? И кто мог знать, что в тот раз у гостя было, что красть? А Любаша знала, кто в каком номере остановился, у нее от всех номеров есть запасные ключи, более того, Любаша видела, кто куда и когда пошел. Господа находились в бане – она и воспользовалась возможностью. Дурой надо было быть, чтобы не воспользоваться. Или Любаша станет утверждать, что она – дура?
Услышав это обвинение, оживился телохранитель и из сонного питекантропа вдруг превратился во вставшего из берлоги медведя-шатуна. Взгляд стал осмысленным и не предвещал ничего хорошего для Любаши. Только она этого пока не видела, увлеченная словесной перепалкой с Вариной матерью. Любаша совершенно неразумно валила все на несчастную избитую девушку и ее исчезнувшую подругу, заявляя, что исчезновение Лены – как раз доказательство ее вины. Девчонки знали расположение комнат, тем более гости обычно селятся в одних и тех же номерах. Колобов всегда брал люкс. Девчонки мужчин чем-то напоили или подсыпали снотворного, или еще чего-то, а потом украли деньги, о существовании которых вполне могли услышать в бане. Или, не зная о том, что везли господа, просто рассчитывали, что у тех с собой имеется немалая сумма в валюте – раз Колобов направлялся в Финляндию. И они решили ее прихватить.
Телохранитель повернулся к выходу.
– Ты куда? – тут же отреагировала Любаша.
– Голова заболела от ваших криков. На лестнице постою, – пробурчал парень и нас покинул.
«А не за подмогой ли он? – мелькнула у меня мысль. – Или отчитываться перед вышестоящим начальством? Сообщать новую версию. Хотя ведь она не могла не возникнуть в начальственных головах. На месте Колобова я не стала бы исключать Любашу. А могла ли она убить несчастную Лену? Ведь способ был скорее женский, чем мужской – некое подобие спицы в сердце. Я присмотрелась к Любаше. Тетка она крепкая, явно сильная. Она видела, как Лена покидала баню и гостиницу – выход-то из бани, как я поняла, один: через фойе. Любаша выскользнула за Ленкой и… А потом запихала ее в багажник Сергея. Ночь. Место вообще глухое. Шанс, что ее кто-то заметит, практически равнялся нулю. Таким образом Любаша отводила от себя подозрения. Во-первых, все можно свалить на Сергея, о родстве которого с Редькой она знала. Например: тот прихватил денежки, Лена его случайно видела, он ее убил. И я помогла. Но Сергей от трупа быстро избавился. Конечно, Люба не исключала и такого варианта. Во-вторых, все можно валить на исчезнувшую Лену. Прихватила денежки – и смоталась в неизвестном направлении. Ищите ветра в поле. Кто знает, где Сергей скинет труп? И как его опознать без документов, да и явно вдали от родного дома? Во всех случаях получалось, что виновен кто угодно, кроме праведницы Любаши».
«А если они действовали на пару с Сергеем?» – мелькнула очередная мысль, но додумать ее я не успела: в квартире опять послышался шум, и вскоре моему взору представились еще двое новых современных питекантропов, возглавляемых уже виденным мною. Среди новых был один знакомый: специалист по снятию отпечатков пальцев и вскрытию сейфов в чужих квартирах, Витя.
– О, Юля, привет! – расплылся он в радостной улыбке. – И ты здесь?
Ответить мне не дали: ответила Любаша, заявившая, что меня давно следовало придушить, и она удивляется, как этого раньше никто не сделал. А то я вечно лезу туда, куда меня не просят.
– Больно вы кровожадны, Любовь Александровна, – заметил питекантроп, с которым она прибыла в Варину квартиру изначально. – То из-за вас девчонок попортили, теперь вон на журналистку наезжаете.
– Как попортили? – встрял Андрюха. – Что именно вы имеете в виду?
– Это мент! – крикнула Любаша. – Вы что, собираетесь тут перед ментом исповедоваться? Да вы совсем с катушек съехали!
– Это ты, Люба, съехала, – вкрадчиво заметил питекантроп. – Ты возомнила о себе невесть что. А девочка простаивает, – он кивнул на Варю. – Дохода не приносит. Сколько времени она не сможет работать? А девочка хорошая, ее клиенты любят. Гимнасток у нас больше нет. Сколько времени она будет восстанавливать форму?
Любаша резко замолчала, то и дело кидая взгляды, полные ненависти, на всех собравшихся по очереди. А питекантроп исключительно вежливо обратился к Андрюхе, спросив, каким именно делом тот занимается.
– Двумя убийствами, – сказал он.
Вопрос с Редькой, конечно, был очень спорным – в особенности после заключения патологоанатома, но не объяснять же это молодцам и Любаше?
– А еще кого убили? – встрепенулась Люба. – Что, не только прибалта прикончили, что ли?
– Значит, вы тоже считаете, что Креницкого убили? – спросил Витя, обращаясь прямо к Андрею. – Что не сам помер?
Любаша открыла от удивления рот.