— Черепушки эти. Косточки… Я ж видел детские кости!.. Аул под Серноводской накрыло, я ж там…
— Я тоже видел, — произнес Леший хмуро. — Я думаю, это не дети.
— А кто тогда?
Рудин поднялся с колен, не отрывая взгляд от жуткой картины.
— Не знаю, — сказал Леший.
Он никогда не распространялся при подчиненных о своих походах с Хорем к нижним горизонтам и о своем знакомстве с карликами, которое до сих пор вспоминается как кошмарный, хоть и очень правдоподобный сон. В то же время он не сомневался, что о карликах и прочих чудесах «из жизни Лешего» в его батальоне наслышаны все, и Рудин в том числе. Слышали — да. Но не все верили в эти чудеса.
— Думаете, это те самые?.. — буркнул Рудин, словно прочитав его мысли.
По лицу было видно, что он как раз-таки не верил.
— Может, те самые, — не стал спорить Леший. — А может, какие-нибудь мишки панды, кто знает, кто здесь водится…
— А это что?! — Рудин, наклонившись, светил фонарем под ноги. Там в твердой, будто окаменевшей глине отчетливо отпечаталась подошва сапога. Только не с рифлением, как на нынешних армейских ботинках, а гладкая…
— Да, это явно не мишки и не панды, — недоуменно проговорил Леший.
Издалека, словно из-под тяжелого спуда, до них донесся унылый механический стук: тах-тах-тах…
* * *
г. Москва. Тир спецподразделения «Туннель»
— Расслабься, девочка, расслабься, ну. Прямо как мраморная статуя… Венера Милосская. Больше чувственности, больше страсти. Отдавайся процессу целиком…
Леший приобнял ее со спины, подхватил снизу вытянутые напряженные руки и немного потряс их на весу.
— Это что у тебя? Это грабли деревянные, а не руки. Столбняк на тебя напал, что ли?
— Я стараюсь… Я правда стараюсь…
Пуля говорила искренне, но все равно не расслабилась. Леший чувствовал ее окаменевшие от напряжения ягодицы.
— Ты ведь должна оправдывать прозвище, ну, давай, — сказал он ласково. — Не бойся…
— Я и не боюсь, — сдавленно произнесла она сквозь зубы.
— Давай! Давай! Ну…
Леший отошел на шаг и смотрел. Прошла секунда, вторая. Потом третья. И четвертая. Она гибко прогнулась в пояснице, старательно отклоняя корпус назад, как он учил, даже слишком старательно. Будто тянула быка за хвост.
— Давай! — не выдержал он и повысил голос.
Она ойкнула и выстрелила. Ствол пистолета сильно дернулся вверх. Леший посмотрел в 30-кратную увеличительную трубу. Так и есть, даже в белое поле мишени не попала.
Девушка отошла назад от огневой линии, сняла наушники и присела на корточки.
— Не, Леша. Хватит. Это слишком сложно для меня.
— Еще бы. Ты ж как схватилась, так чуть «щечки» не раздавила, хотя там пластмасса ого-го. Ну, смотри, что наделала… — Леший взял из ее рук ПМ, показал мокрые следы от пальцев на рукоятке. — И на предохранитель не поставила. Э-э, люба моя, да за это тебе сразу жирный «незачет» полагается, и шомполом по одному месту…
— Только не шомполом, пожалуйста, — попросила Пуля.
Он покачал головой, вытер рукоятку ветошью. Затем навскидку пальнул три раза подряд, с такой скоростью, что грохот выстрелов слился в короткую очередь.
Пуля зажала уши руками, но было поздно.
— Нет, ну ты совсем, что ли?! Я ж ничего теперь не слышу!!!
Леший, прищурившись, посмотрел на ярко освещенный рубеж мишеней.
— Грудь, голова, голова. Труп.
Она встала, потрясла головой, прошлась вдоль красной линии. Попрыгала немного на одной ноге, как если бы в ухо попала вода. Выглядело это довольно мило.
— В ушах звенит, — повторила. — Что ты сказал?
Леший поцеловал ее в губы, потом подвел к трубе, ткнул пальцем в окуляр. Пуля наклонилась, посмотрела:
— Ого. Ты ему прямо в голову попал. Это кто был? Ресничка?
— Не знаю, — сказал Леший. — Просто мишень.
— Так не бывает, — сказала она. — Ты сам меня учил: надо представить своего врага, если хочешь попасть.
— Ладно. Хорошо. — Леший подумал. — Тогда это была женщина. Дама, скажем так…
— Ты женоненавистник! — поразилась Пуля. — Какая дикость!
— Она тупая, — сказал Леший. — Занудливая. Толстая такая, безобразная идиотка. Шизофреничка. Я ее ненавижу.
— Это ты про кого? — Пуля удивилась уже всерьез.
— Инструкция, — ответил Леший тоже серьезно. — Ее зовут Мадам Инструкция.
Пуля подняла брови. Посмотрела на него внимательно.
— Ого. Интересная дама… Как-то у вас с ней не сложилось, чувствую.
— Нечему было складываться, — сказал Леший. — Терпеть не могу всякие инструкции, вот и все. Будешь еще пробовать?
Она подумала и кивнула. Леший молча извлек магазин, вставил полный, протянул ей оружие.
— Только я тоже хочу такую мишень. Не круглую, а человечка.
— Любой каприз, — галантно сказал он. — Вон, вторая слева — твоя.
— Это будет мужчина, — проговорила она торжественно. — Гадкий вертлявый мужичонка. Все время потный. На лбу у него такое мокрое колечко из волос, как раз посередине. А глазки бегают.
— Поп-знаменитость какая-нибудь, — предположил Леший.
— Это Мсье Предательство, — сказала Пуля. — Это то, что я больше всего ненавижу.
Пуля выставила ногу, старательно отклонилась назад, подняла вытянутые руки с пистолетом. Лицо у нее заострилось, губы сжались. Руки заметно подрагивали. Леший с улыбкой наблюдал за ней.
— Какой же он тебе Мсье? Предательство среднего рода, а не мужского…
— У него нет рода, — сказала Пуля и открыла огонь:
Бах-бах-бах-бах…
Бетонные стены тира гудели, в воздухе остро пахло пороховой гарью. После каждого выстрела пистолет в ее руках подскакивал все выше и выше, так что последняя пуля отбила кусок бетонного карниза у дальней стены. Потом затвор застрял в заднем положении: кончились патроны. Девушка громко чихнула, поставила пистолет на предохранитель, положила на стол.
— Ну, что?
Леший глянул в трубу, усмехнулся.
— А-атлична, курсант! Смотри. Таз, таз. Потом грудь. И что-то там еще в области головы. Ухо, наверное. Да ты его калекой сделала.
— Серьезно? Дай-ка…
Пуля прищурилась в окуляр.
— Все-таки не убила, — сказала она. — А жаль.
— Раздробила правый тазобедренный сустав. Разорвала мышцы груди, пробила грудинную кость, повредила легкое, — перечислил Леший. — Оставила его без, как это… репродуктивного органа. И задела паховую артерию. А это уже серьезно. Думаю, не выживет.