— Нормально, — сказал Бруно вполне серьезно. — Я бы тогда тоже дернул… Наверное. Но вначале улетел на маленьком самолете!
— Пятнадцать минут, — проговорил Башмакин.
Он стоял перед Бруно, вытянув длинные руки по швам — безглазый призрак из далекого прошлого, которое осталось только в сентиментально-пафосных фильмах и величественных зданиях на проспекте Мира, на Кудринской и Лубянской площадях… Он не был похож ни на дылд, ни на маленьких людей, он вообще ни на кого не был похож из ныне живущих разумных существ. Крохотный осколок старого мира, застрявший где-то у самого сердца мира нового, мира сытого и пьяного, мира хитрого и жадного, глупого, жестокого и… Какого еще?
Да какая разница! Все равно Бруно не собирался умирать. Москва, коррупция, хрен с ними, их действительно можно взорвать. Но лично он — Бруно Аллегро, Человек-Ядро, — лично он должен жить. Притом что никакого самолета — ни маленького, ни большого — у него нет.
— Вот что, Башмак, — сказал Бруно, откашлявшись. — Вижу, ты пацан реальный! Тебя на пост поставили, ты полвека отстоял. Значит, не лох педальный, не дешевка. Ты почти как Филин. Пацан сказал — пацан сделал! Только ты — рядовой, твое дело маленькое — приказы выполнять. А со мной пришел Леший, он майор, и он отвечает за все эти, как их… Ракоходы там и прочее. За всю подземную хероту, короче. И твой объект, выходит, подпадает под его, эту самую…
— Юрисдикцию, — сказал Башмакин.
— Ну, ты понял. И у него есть большой спецприказ командования — сменить тебя, Башмак, на твоем трудном посту. Ты тут оттрубил порядочно, пусть другие теперь покараулят. Твое дело сейчас — награды получать да жизни радоваться. Тебя ждут ордена, премии, санаторий, квартира на Кутузовском… Бабы — ты представляешь, какие сейчас бабы в Москве, а, Башмак? У тебя ж в пятидесятых все в ватниках ходили да валенках, не разобрать, где баба, где мужик, где ноги, где жопа. А сейчас — чулочки тоненькие, юбка едва трусы закрывает, да многие их и не носят… А если и носят! Это тебе не рейтузы до колен, это два шнурочка и треугольник маленький… А под ним все выбрито начисто…
Бруно мечтательно рассмеялся. За время этой идиотской «выводки» он и сам, как ни странно, успел соскучиться по простым человеческим радостям, которые ожидали наверху.
— Короче, ты офигеешь, Башмак. Увидишь такую красотку — и обкончаешься! Я тебе гарантирую!.. А объект свой передашь представителю власти, товарищу Лешему. Чтоб все на месте, в ажуре, и все такое…
— Чего они не носят? — недоверчиво поинтересовался Башмакин. — Трусы, что ли, не надевают?
— Да не до трусов сейчас! — сорвавшись со спокойного тона, заорал Бруно. — Беги, выключай свою муру, быстро!
— А документы у них есть? — нерешительно спросил Башмакин.
— У кого? — ошалел от такого поворота Бруно. — У баб? Ты то про трусы, то про документы, совсем запутал!
— У представителей власти твоих?
— Да там такие ксивы, что ты в штаны наложишь! — рявкнул Бруно, подпрыгивая от нетерпения. — А коли не наложишь, они свяжут тебя по рации со своим начальством на Лубянке. Да хоть с самим президентом. Он, кстати, мой кореш… Ну, что уставился? Беги, выключай свою херотень!
— Какую «херотень»? Как «выключать»? Дезактивировать систему самоликвидации, что ли?
— Точно. Дезактивировать ее к гребаной маме! Беги, а то я тебе прямо здесь трибунал устрою!
Караульный стоял не двигаясь, все так же вытянув руки по швам, будто в оцепенении. Бруно уже решил было плюнуть на все, бежать к Лешему и «рвать когти» наверх — с Лешим и то лучше, чем с этим психопатом… И вдруг правая рука Башмакина поднялась, ладонь четко, по-уставному, приложилась к пилотке.
— Приказ понял! — сказал он. — Во время моего отсутствия прошу оставаться на месте! Свет не включать, оружия не трогать!
Башмакин развернулся кругом и действительно побежал. Фонарь он выключил — судя по всему, свет ему был ни к чему. Бруно остался в полной темноте. Он слышал удаляющийся топот, потом — глухой металлический звук, будто отпирали тяжелую дверь.
«Живей давай, мудила, — мысленно подгонял он Башмака. — А то мы тут все с тобой наебнёмся!..»
Потом наступила тишина, какой Бруно еще ни разу в своей жизни не слышал. Темнота и тишина. Он даже представить боялся, как этот несчастный мыкался тут целых пятьдесят четыре года. Да он бы свихнулся уже через пятнадцать минут!.. Кстати, пятнадцать минут, наверное, уже прошли. Где там Леший? Что он там думает себе, дылда погонный? Знал бы, какой тут грандиозный пиздец вырисовывается всей Москве, всей Лубянке его — небось вспотел бы сразу!..
Вспышка света полыхнула перед самым лицом, Бруно вскрикнул и отшатнулся.
— Система самоликвидации отключена! — доложил Башмакин, как ни в чем не бывало. — Я готов к сдаче объекта представителям власти.
— Убери свой фонарь, мудак! В глаза не свети! — рыкнул Бруно. — Ты, блядь, в следующий раз издалека мне лучше докладывай, чем подкрадываться вот так! За десять метров докладывай! А то я тоже засветить могу, мало не покажется!.. Крадется, понимаешь, вампир долбанный!..
— Прошу прощения, — сказал Башмакин сдержанно. — Я отвык от людей. С карликами только и общался… Извините, товарищ Бруно, с местными карликами, папуасами. Они дикие, голые ходят, срам один… Давайте присядем, поговорим, пока время есть… Я вот с собой захватил!
Он выставил на ящик из-под гранат початую бутылку коньяка, открытую икру, галеты и два стакана.
— Давай выпьем, — на этот раз Бруно не стал отказываться и присел к импровизированному столу.
От пережитого напряжения у него дрожали руки и ноги. И даже первая порция ароматного коньяка не улучшила ему настроения.
— Ты мне расскажи, товарищ Бруно — как там наверху живется? — начал расспрашивать Башмакин.
— Хуёво там живется! — недовольно проворчал Бруно, набив рот икрой.
И тут же, перехватив взгляд часового на приготовленные для боя автоматы и гранаты, спохватился.
— Не, хуёво, но не очень… В принципе, ништяк. Клёво живется наверху, Башмак! Очень клёво! Единственное, рекламы по телеку много стало — заколебали!
— Что значит «реклама»? — поинтересовался вечный часовой.
— Фуфло такое, — объяснил человек-звезда. — Порожняки. Брехня, короче. Вот, говорят, мажьтесь кремом, и сиськи больше станут. Это у баб, понятно. А у мужиков, вроде, одна штука вырастет, как кукурузина… Или придумали: пейте «Ростомер» и каждый день прибавляйте сантиметр роста!
Бруно разволновался и вскочил с патронных цинков.
— Мне-то это, сам понимаешь, пох…, у меня с ростом все в порядке, но я приколоться решил! Думаю, вырасту, приду на толковище — и набью Трактору морду! А потом назад — в нормальный рост! Три месяца пилюли глотал, потратил на них тысяч десять, а может, и все сто!
Карлик орал так, что Башмакин испуганно втянул голову в плечи.