Еще один шпион | Страница: 64

  • Georgia
  • Verdana
  • Tahoma
  • Symbol
  • Arial
16
px

— Брось, иначе сдохнешь!

Когда-то давно, на войне, он так орал при зачистках в горных аулах, перед тем как швырнуть гранату. Обычно бросали. И сейчас по асфальту что-то заскрежетало.

— Все, все, бросиль, отпусти!

Майор знал их подлые хитрости и все же поймал наконец правую руку, которая действительно оказалась пустой. Отвесив еще пару оплеух, Леший встал. Боковым зрением он увидел, как две тени рывками, дергаясь, удаляются в сторону улицы. Осмотрелся. В стороне, под фонарем, что-то чернело. Пистолет? Он сделал несколько шагов. Точно! «Глок». И где они берут такие «пушки»?

Третий на карачках отбежал в сторону дома, поднялся, потер лицо и, хлюпая носом, крикнул:

— Тебя жить не будишь! Убию! На куськи резить буду!

Потом он резво побежал, но Леший гнаться не стал: сунул трофей за пояс и подошел к плачущей Пуле.

* * *

— Он ударил меня. Потом наставил вот так свой палец, — Пуля показала, как наставил. — И сказал: будешь моя девушка. Я на тебя, говорит, глаз положил, никуда теперь не денешься. На этом своем тарабарском языке, но смысл примерно такой. Где живешь, говорит, приеду, заберу к себе…

Пошел дождь. Внезапно и сильно, будто кто-то подкрался со шлангом и стал поливать на ветровое стекло. Леший включил и выключил дворники. Потер ушибленный лоб.

— А ты что? — спросил он.

— Ничего. Молчала. В ступоре была. Страшно ведь. Он же наркот, порошок нюхал с ногтя. Бил меня по щекам. Хотя несильно так, красовался просто перед своими. Потом сумочку выхватил, вытряхнул все на пол. Я как знала, еще с утра паспорт выложила, маме надо было в ЖЭК идти… Хотя обычно всегда забываю про такие дела, а тут как знала, как чувствовала. Но он сотовый мой взял, говорит, этого хватит. Я не понимала, зачем ему сотовый. А потом он буквально на следующий день начал по городскому названивать. Мама один раз меня позвала к телефону, потом я ее попросила просто бросать трубку. И увидела… Позавчера увидела — они около нашего подъезда околачиваются. Втроем. Я домой не пошла, у подруги заночевала. Маме позвонила, соврала что-то… Я думаю, он мог «симку» мою по операторской базе проверить — там ведь все паспортные данные есть…

Пуля уперлась коленом в перчаточный ящик, обхватила колено руками. С упрямым выражением лица смотрела она на опустевшую площадку перед парадным.

— Почему они чувствуют себя у нас хозяевами? — спросила она. — Почему у них все получается и все сходит с рук?

Леший пожал плечами.

— Продается все, что нельзя отнять. А они и отнимают, и покупают…

— Здесь можно курить?

— Нет, — сказал Леший, сам не зная почему. Он частенько курил в машине.

Пуля смущенно шмыгнула носом.

— Крюгер назвал его — Ресничка, — сказала она. — Его раньше в «Козероге» не было, там вообще раньше только наши, а теперь черных полно.

— Крюгер? — переспросил Леший.

Что-то мелькнуло в памяти. Худое мальчишеское лицо в свете уличных фонарей, «скорая», тревога какая-то.

— Крюгер. Кто он такой?

— Друг. Знакомый, — сказала Пуля. — Он главный диггер как бы. Он пытался за меня вступиться, но Ресничка был не один…

— Ясно. А главный этот твой диггер, значит, был один.

Теперь у Лешего саднил не лоб, саднило что-то внутри, как изжога.

— Значит, в «Козероге» диггеров больше нет, одни кавказцы?

— Не знаю. Крюгер ведь там часто сидит. И Рыба со своими — тоже. Я там редко бываю, но я ведь не…

Она не договорила, повернулась к нему.

— Вы ведь сами делали так, чтобы диггеров не было. Боролись и все такое. Ведь так? А природа не терпит пустоты.

Леший с удивлением обнаружил, что даже не разозлился почти. Какая-то первокурсница учит его жизни, фитиль вставляет, а он спокоен и благостен, как Будда.

— Я думаю вот что, — сказал он. — Ты можешь написать заявление участковому. А лучше еще и в Центральный отдел, к которому «Козерог» относится. Кража сотового телефона, домогательства, преследование. Нападение. Ресничку твоего поймают, отправят куда надо. И будет тебе счастье, как говорится.

— Бесполезно все, — Пуля встряхнула плечами. — Он не боится никакой милиции, с пистолетом в открытую ходит. Я тебя убью, говорит, и уеду к себе домой, а ваши менты умоются.

Дождь тупо барабанил по крыше с прежней силой, не собираясь прекращаться. Пуля вздохнула.

— Спасибо вам, что вступились. Здорово вы их приложили, я такое раньше только в кино видела. Честно.

Она опустила колено, взялась за ручку, щелкнула замком и тихонько толкнула дверь локтем — шум дождя усилился, вступил внутрь машины. Леший наклонился, чтобы закрыть блокиратор, когда она выйдет, но Пуля вдруг обернулась, лицо ее оказалось совсем рядом, они чуть не стукнулись носами.

— А вы не могли бы когда-нибудь взять меня в этот ваш, как его… «минус»? — спросила она почему-то шепотом. — И в тайный город ваш? Просто — когда-нибудь? В принципе, а?

* * *

«Козерог», «Козер». Сколько — шесть лет? Семь? Или все восемь он здесь не был? Видно, лучше было и не приходить сюда, не видеть. Живого ничего не осталось, настоящего ничего. Красное и черное, блестит, сверкает, неоновые трубки какие-то наливаются, моргают… и еще это идиотское чучело на стене. С рогами. Чучело его добило просто. Из динамиков турецкое что-то валит, зурны там всякие, завывания. А еще малолетки, обряженные черт знает во что, будто с массовки из дешевого фильма ужасов — сидят, забились за четырьмя столиками в самом конце зала, делают вид, будто им клёво и все зашибись. Еще пара столиков — случайные посетители лет за тридцать, слегка напряженные такие. Еще бы, ведь на всем остальном пространстве идет зазвонистая гульба в стиле махачкалинской окраины: громкие переговоры через зал, тосты со вставаниями, швыряние тысячерублевок и всякие «ты мнэ паставь этот песня, где такой, знаиш: а-ла-лэ!..» В общем, дым коромыслом и полное игнорирование остальной публики. Да, это были кавказцы. Вполне себе пьющие и курящие кавказцы. И даже ругающиеся на русском матерном жаргоне.

Леший вместе со старшим лейтенантом из патруля (оба в штатском) прошли через зал, уселись за дальний столик, потеснив затянутую в кожу и бархат молодежь. Осмотрелись. Леший вчера, конечно, не успел толком рассмотреть лица нападавших, но память у него цепкая, не подводила еще ни разу.

Ага. Кажется, одного увидел. Пластырь телесного цвета под левым глазом и на носу. И лоб в свежих царапинах. Это его он в асфальт приложил тогда.

— Вон тот мне нужен, — сказал он лейтенанту негромко. — И ты внакладе не останешься. Как минимум, пара «чеков» [32] кокса, кастет, нож, может, и «стволы» окажутся…