— Да, я, — ответил парень, стоявший перед ними в «People & Coffee». — Мы жили вместе. Она не пришла домой. Я думал, что не могу это так оставить.
— Ну конечно, — сказала Кайя и взглянула на Харри. Было полдевятого утра. Из Осло до Драммена они добрались всего за полчаса, сразу после утреннего заседания, закончившегося тем, что Харри исключил из группы Бьёрна Холма. Тот ничего не сказал, просто глубоко вздохнул, потом вымыл свою чашку и отправился назад в криминалистический отдел в Брюн, чтобы продолжить работу там.
— Вы ничего о ней не слышали, об Аделе? — спросил парень, переводя взгляд с Кайи на Харри.
— Нет, — ответил Харри. — А вы?
Парень покачал головой и бросил взгляд через плечо на стойку, нет ли там очереди. Они сидели на высоких барных табуретах перед окном, выходящим на одну из многочисленных площадей Драммена, иначе говоря, открытую площадку, служащую парковкой. В «People & Coffee» продавали кофе и выпечку по аэропортовским ценам и изо всех сил делали вид, что относятся к американской сети, что, впрочем, могло быть и правдой. Парню, с которым жила Аделе Ветлесен, Гейру Брюну, на вид было лет тридцать, удивительно белокожий, с блестящим, легко потеющим лбом над голубыми и постоянно бегающими глазами. В девяностые годы, когда кафе-бары только начинали завоевывать Осло, название его должности в заведении — бариста — внушало почтительное уважение. Однако должность предполагала всего лишь варку кофе, искусство, в котором — во всяком случае, по мнению Харри, — главным было не совершать очевидных ошибок.
По полицейской привычке Харри вслушивался в речь собеседника, пытаясь понять по интонации, дикции, лексике и разного рода грамматическим отклонениям, кто перед ним. Ничто в манере Гейра Брюна одеваться, причесываться и держаться не выдавало в нем гомосексуалиста, но стоило ему заговорить, как тут же возникало ощущение, что он — голубой. Утрированное огубление гласных, бесчисленные уменьшительно-ласкательные словечки, нарочитое пришепетывание. Харри понимал, что на самом деле парень может быть совершеннейшим гетеросексуалом, но все равно сделал вывод, что Катрина сильно поспешила, назвав Аделе Ветлесен и Гейра Брюна сожителями. Это были просто два человека, которые по экономическим соображениям снимали вдвоем квартиру в центре Драммена.
— Да, — ответил Гейр на вопрос Кайи. — Я помню, что она осенью уезжала в горы и там провела пару ночей в какой-то хижине. — Он произнес это так, что стало ясно: ему даже сама подобная идея казалась совершенно нелепой. — Но пропала она не тогда.
— Мы знаем, — сказала Кайя. — А туда она поехала с кем-то? Может, вы знаете с кем?
— Понятия не имею. Мы о таких вещах не говорили, хватало того, что у нас была одна ванная на двоих, если вы понимаете, о чем я. У нее — своя личная жизнь, у меня своя. Но скажем так: я сомневаюсь, что она поехала в эту глушь одна.
— То есть?
— Аделе почти ничего не делала одна. И представить ее в хижине в горах без какого-нибудь мужика я не могу. Но с кем — сказать невозможно. Она была — если уж называть вещи своими именами — малек распущенная. У нее не было подруг, но было много друзей среди мужчин. Которых она скрывала друг от друга. Аделе жила не двойной, а какой-то четверной жизнью. Или около того.
— То есть она всех обманывала?
— Не обязательно. Однажды она дала мне совет, как лучше рвать отношения. Рассказала, как однажды, пока парень трахал ее сзади, она сняла это через плечо на мобильник, кликнула на имя другого парня, с которым в то время встречалась, послала ему фотку и стерла имя. Всё в один клик. — Гейр Брюн посмотрел на них без всякого выражения.
— Здорово, — заметил Харри. — Мы знаем, что там, в горах, она платила за двоих. Вы не могли бы назвать имя ее приятеля, чтобы нам было с кого начать?
— Нет, — сказал Гейр Брюн. — Но когда я заявил о ее исчезновении, они проверяли, с кем она говорила по телефону в последние недели.
— Кто они?
— Я имен не запоминаю. Какие-то местные полицейские.
— Ладно. Нас уже ждут в полиции, — сказал Харри, глянул на часы и поднялся.
— Почему, — спросила Кайя, не вставая, — полиция прекратила расследование? Я даже не помню, чтобы о нем писали в газетах.
— Вы не знаете? — спросил парень и знаком показал двум дамам с детскими колясками, стоявшим перед стойкой, что сейчас подойдет, чтобы их обслужить. — Она же прислала открытку.
— Открытку? — спросил Харри.
— Ну да. Из Руанды. На юге Африки.
— И что она писала?
— Ну, во всяком случае, очень немного. Она встретила парня своей мечты, значит, мне придется платить за квартиру одному до ее возвращения в марте. Сучка.
Полицейский участок был в двух шагах от кафе. Инспектор полиции с короткой и широкой, как тыква, головой, имя которого Харри забыл в тот же момент, как услышал, принял их в провонявшем табаком кабинете и угостил кофе в пластиковых кружках, обжигающих пальцы. Он бросал на Кайю долгие взгляды всякий раз, когда ему казалось, что этого никто не видит.
Он начал с лекции о том, что всегда есть от пятисот до тысячи объявленных в розыск норвежцев, что почти все они рано или поздно находятся и что если бы полиция расследовала все случаи, даже такие, когда нет никаких оснований говорить ни о преступлении, ни о трагическом исходе, то пришлось бы все бросить и заниматься только этим. Харри подавил зевок.
К тому же Аделе Ветлесен ведь подала признак жизни, и где-то он тут у них завалялся. Инспектор встал и засунул голову-тыкву в архивный ящик, откуда выудил открытку и положил ее перед ними. На открытке была изображена гора, по форме напоминающая кеглю, с облаком над вершиной, но не нашлось никаких указаний на то, как называется гора и в какой части света она находится. Некрасивый угловатый почерк. Харри еле-еле смог разобрать подпись: Аделе. На открытке была марка с надписью «Руанда» и стоял штамп Кигали — насколько Харри мог припомнить, столицы этой страны.
— Ее мать подтвердила, это действительно почерк ее дочери, — сказал инспектор и объяснил, что они по настоятельной просьбе матери все проверили и нашли имя Аделе Ветлесен в списке пассажиров рейса компании «Brussels Airlines» в Кигали. С посадкой в аэропорту Энтеббе в Уганде 25 ноября. Кроме того, с помощью Интерпола они проверили отели и обнаружили, что Аделе Ветлесен останавливалась в одном отеле в Кигали — инспектор порылся в своих записях, — в отеле «Горилла» — в ночь после прилета. И единственная причина, по которой Аделе Ветлесен по-прежнему числится пропавшей без вести, состоит в том, что никто точно не знает, где она в настоящий момент находится, а открытка, присланная из-за границы, сама по себе не может изменить статус пропавшего без вести.
— Кроме того, тут речь идет не о самой цивилизованной части света, — сказал инспектор и развел руками. — Хути, тутсу, или как их там? Мачете. Два миллиона погибших. Понимаете?
Харри заметил, что Кайя прикрыла глаза, пока инспектор менторским тоном и со множеством вставных придаточных предложений объяснял, сколь дешево в Африке, где торговля людьми вовсе не является чем-то экзотическим, стоит человеческая жизнь. И теоретически Аделе могли похитить и заставить написать открытку, поскольку эти черные небось годовой зарплаты не пожалеют ради того, чтобы вонзить зубы в белокурую норвежскую девушку, правда же?