– Я понимаю, преданность выглядит пресной по сравнению с оголтелой стервозностью. На вашем месте я женилась бы на Зое.
– Когда вы будете на моем месте, вы сможете жениться на ком угодно.
– Вы давно знаете ее?
– Мы учились в одной группе в университете.
– Она выглядит старше.
– Это я выгляжу моложе, – улыбается Лещ.
– Думаю, что страсть всегда очень старит людей. Особенно такая долгая и такая безответная…
– А вы? Вы могли бы любить так долго и так безответно? – Ого, Лещарик, ты открываешь сезон прихотливых брачных игр, ты решил меня прощупать. Ну что ж, пожалуй, я разрешу тебе это сделать. Я даже пойду навстречу.
– Я никогда не любила бы безответно. Это унизило бы меня и заставило страдать человека, который не может меня полюбить. Вы ведь страдаете оттого, что близкий вам человек… А она ведь вам близка, правда?
– Даже слишком близка, – говорит Лещ и тут же некрасиво сдает несчастную Зою с потрохами, – мне бы хотелось увеличить дистанцию.
– Это жестоко.
– Нелюбовь всегда жестока. Но это честная жестокость. Черт возьми, с вами я впадаю в философские обобщения. Я не делал этого лет двадцать.
– Может быть, стоит этим заняться? Бросить вашу продажную профессию и стать писателем. У вас бы получилось.
Я цепляю Леща за живое, еще бы, короткие университетские рассказы были великолепны. Трудно отказаться от того, чем ты владел раньше. Он смотрит на меня почти влюбленными глазами, но это скорее относится к моим словам, чем ко мне самой.
– У меня и получилось. Я писал. Но сейчас это не кажется важным.
– Думаю, вы когда-нибудь пожалеете об этом.
– Уже жалею. Еще я жалею, что не встретил вас раньше. – Он сидит слишком близко, и это позволяет мне положить пальцы ему на губы.
– Не нужно.
– Хорошо, – это дается ему с трудом, он всегда получал то, что хотел получить, – хорошо. Я не буду.
– Почему у вас такая странная кличка – Лещ?
– Это старая история, еще университетская, – общими усилиями мы отошли от края любовной пропасти. – Я был очень бойким провинциальным мальчиком.
– Не сомневаюсь.
– Борцом за справедливость и вообще неблагонадежным человеком. Я клепал самиздат в самых крамольных его вариантах. И ни разу не попался. Словом, проходил самые узкие места. Даже кагэбэшники не могли меня ущучить, а уж они шерстили универ почем зря. И тогдашний мой дружок Дюха Мишин дал мне это прозвище – Лещ. Поскольку был я скользок и изворотлив, как настоящий лещ. Дюха давно перекочевал в Америку, отсидел в тюрьме за кражу сумочки и сейчас фермерствует где-то в Мичигане. А прозвище осталось.
– А Зоя – она уже тогда любила юного Лещарика? Лещ даже засмеялся от удовольствия:
– Вы очень здорово, очень вкусно это сказали:
«юный Лещарик». Знаете, мне очень хорошо с вами, Анна. Правда, хорошо. Мне кажется, вы были здесь всегда.
– Думаю, вы преувеличиваете. У вас никогда не жила здесь женщина с разбитым лицом и заплывшим глазом. – Я коснулась своего лица: теперь можно попытаться понравиться ему, первый шаг сделан.
– У меня действительно никогда не жили женщины. Это правда. – Лещ подобрался и сразу стал серьезным. Уж не предложение ли ты мне собираешься сделать, Лещарик?
– Я хотела сказать вам. Я хотела поблагодарить вас за все.
– Вы говорите так, как будто собираетесь уйти отсюда.
– Да. Я собираюсь уйти. Мне не хотелось бы ставить вас в двусмысленное положение. – Отлично, Анна, самое время взбодрить наши слишком уж пасторальные отношения.
– О чем вы говорите? – Лицо Леща сморщилось как от боли. – Какая двусмысленность? Вам нужен уход. Вам нужно лежать. Не забывайте, что врач прописал вам постельный режим. Я никуда вас не отпущу. И потом, после того, что с вами произошло… Это просто соображения безопасности. Только здесь вы можете чувствовать себя спокойно.
– Теперь это не очень убедительный аргумент. Ведь делу дан ход, если я правильно понимаю?
– Да. Делу дан ход, – сказал Лещ, и в его глазах запрыгали искорки гордости: он был бескомпромиссен и профессионален, а за это можно себя любить и можно собой гордиться.
– Видите. Значит, как объект преследования я больше не представляю ни для кого интереса.
Лещ поднялся, подошел к стеклянной стене. За ней была Москва, город, который был для него всего лишь крупной картой в телевизионном пасьянсе, персонажем новостей, фоном ток-шоу, главным действующим лицом аналитических программ… Не поворачиваясь ко мне, он сказал достаточно тихо, чтобы быть услышанным:
– Знаете, Анна… Вы представляете интерес. Вы представляете очень большой интерес. Для меня. Есть! Есть, есть.
Ты попала, Анна! Эй, Константин Лапицкий, поздравьте выкормыша вашего змеиного гнезда, никто не обработал бы Леща лучше. Готовьте дырку в погонах, готовьте фуршет, готовьте штраф за «суку», готовьте самолет на Сейшелы (интересно, была ли я когда-нибудь за границей?). Нет, лучше в Париж, я смотаюсь туда вместо Фигаро… Начало оказалось феерическим, никогда бы не подумала, что игра в жизнь может быть такой увлекательной, такой возбуждающей, такой сексуальной. Несколько недель, и я доберусь до скелета в шкафу, я вытяну из Леща так любимую мною темную сторону души… А теперь возьми себя в руки, Анна, и постарайся отреагировать на его признание адекватно. Тем более есть еще один человек, для которого я представляю интерес. Очень большой интерес.
Андрей.
– Вы… Вы тоже безумно мне интересны. Но я не могу. Я воспитана по-другому. – Отлично, немного реликтового целомудрия не помешает. – И потом, Андрей… Если вы не возражаете, Андрей может присмотреть за мной. Если это не отразится на его основном месте работы.
– Отразится, – Лещ даже не посчитал нужным погасить пожар ревности в глазах. – У него есть свои обязанности в компании.
– Тогда я справлюсь сама. – Вот так, девочка, безжалостно и в самое сердце!
– Хорошо. Я буду откровенен. Я не хочу, чтобы вы уходили. Во всяком случае, сейчас. Это просьба, Анна. Она ни к чему вас не обязывает, поймите,. Я могу попросить вас об этом?
Не обязывает, как же! Мужчина и женщина, которые нравятся друг другу, не могут безнаказанно долго находиться вместе на одной территории, даже такой огромной, как ангар Леща. Рано или поздно… Он ждет этого и надеется, что это произойдет рано. Теперь нужно выдержать паузу, чтобы решение не выглядело скоропалительным. Лещ смотрел на меня почти с ненавистью: если сейчас я скажу «нет», он не будет удерживать меня, не тот темперамент, слишком самолюбив и слишком капризен, слишком развращен привычкой добиваться всего немедленно. Но тогда я буду вынуждена исчезнуть из его жизни навсегда.