– Помните, Анна, вы говорили… Что, если появится ваш человек… Он просто подойдет к вам и возьмет за руку. Я беру вас за руку, видите…
– Да. Ваша рука похожа на руку, которую я всегда ждала. Но не сейчас, Миша. Поймите меня. Я еще не готова.
– Хорошо Я подожду, когда вы будете готовы…
Да. Пока я не готова Пока нет возможности встретиться с Костей и отчитаться за проделанную работу, пока нет возможности передать остатки ампул. Пока нет возможности выяснить, что же произошло в богоспасаемом Дубровнике. Остается много таких «пока». И, наконец, самое главное: пока я не смогу копаться в душе Леща так же, как в его мусорном ведре…
Теперь я выгляжу на все сто, но не спешу сдавать главные козыри. Он увидит меня во всем блеске только через три дня, на семилетнем юбилее компании, куда я официально приглашена. Как новая сотрудница аналитического отдела и штатный психолог. Это недопустимое совмещение должностей, но Лещ пошел на это. Я сильно подозреваю, что штатного психолога навязали мне после психоаналитических экзерсисов с Андреем, они произвели на Леща сильное впечатление. А расплывчатый термин «сотрудница аналитического отдела» был придуман специально для меня.
Я согласилась на предложение Леща со сдержанной радостью – совсем никак не реагировать было бы глупо, а откровенный щенячий восторг несколько бы снизил мой образ, который за последнюю неделю поднялся в глазах Леща на недосягаемую высоту. Решающее наступление на Леща было назначено мною на послефуршетный вечер. Мы немного выпьем на банкете, я постараюсь обаять его ближайших сотрудников (чуть-чуть ревности ему не повредит), а потом я предложу ему сбежать с праздника в лучших традициях фильмов из «Тысячи и одной ночи кино» – программы, которую крутят лещовские ребята из киноредакции. Дома мы извинимся перед Стариком, еще немного выпьем, теперь уже на брудершафт. Я позволю ему поцеловать себя. А потом… Потом будет ночь, и утром я проснусь не одна, а с прирученным Лещом рядом с собой.
Целый день перед банкетом я привожу себя в порядок. Синяки сошли, и лицо очистилось, из зеркала на меня смотрят вдохновенные глаза победительницы, умело подкрашенные по технологии Стасика (милый гомосек, волшебник Изумрудного города, когда все кончится, обязательно приглашу его в какой-нибудь навороченный гей-клуб). Из зеркала на меня смотрит вдохновенное лицо записной хорошенькой сучки Анны. Ты чертовски хороша, ты чертовски хороша, ты чертовски хороша, покойный хирург-пластик Николай Станиславович действительно был классным специалистом, царствие ему небесное. Ты другая, не такая, какая была до убийства банкира и его жены. Но ты не хуже. Во всяком случае – куда более опытна и куда более умна. Спасибо всем за мою подретушированную шкуру и обновленный цинизм души. Аплодисменты!
…Когда Лещ в семь вечера заехал за мной, я была во всеоружии, стильная штучка, та самая, которая соблазнила Эрика в подсобке ресторана, которая соблазняла всех остальных во всех других местах. Еще неизвестно, кому придется быть соблазненным. Лещ.
Он стоял у дверей и не мог сказать ни слова.
– Едемте, Миша, – мягко напомнила я ему о своих прямых обязанностях– Я уже выгуляла Старика. Едемте.
– Вы. Это вы…
– Без синяков я выгляжу лучше, правда?
– Вы очень красивы.
– Я просто пришла в себя. Не вижу в этом ничего выдающегося.
– Ничего выдающегося, кроме вас самой. – Он не очень-то разнообразен в комплиментах.
– Как вы меня представите? Или представляться необязательно?
– Теперь и я думаю, что представляться необязательно. Как бы я вас ни представил, все равно все подумают: вот чертяга Лещ, любимчик судьбы, который отхватил самую красивую женщину, – он испуганно смотрит на меня, – хотя бы на вечер. Я отхватил вас на вечер?
– Пожалуй, да. Едемте, я готова.
* * *
…Семилетний юбилей, некруглая библейская дата, праздновался с большим размахом в ресторане Дома кино, арендованном на целый вечер. В качестве места празднования выдвигались куда более престижные места, включая «Рэдиссан-Славянскую» и несколько богатых ночных клубов, но коммерческий директор компании, сам бывший киношник, закончивший карьеру в должности директора картины, предпочел патриархальный Дом кино. Собрать всех не получилось – ресторан просто не вместил бы большинство техперсонала компании: присутствовал только тележурналястский костяк, творческие кадры и отцы-основатели.
Было довольно весело и вполне традиционно: раздача слонов, импровизированный капустник, сочиненный на скорую руку разными подразделениями компании, здравицы в честь руководства и себя любимых. Тост за процветание компании и тост за погибших товарищей, произнесенный в полной тишине. Общество тихо набиралось водки и пива только отечественных производителей (рекламодатели щедро спонсировали акцию), становилось все более отвязным и раскованным, начинало подтрунивать над собой, своей профессией, своими боссами, своей страной. Среди гостей я увидела несколько знакомых лиц. Даже очень знакомых, растиражированных телевидением до рвотного рефлекса: актеры со вставными номерами (Фигаро смотрелся бы здесь органично, если бы дожил до этого дня), политические деятели средней руки, спортсмены (из числа предпочтений спортивной редакции), поп-звезды и прочий бомонд.
Маленький домашний зверинец.
И среди этого маленького зверинца я увидела неприметного грызуна, такого неприметного, что он казался приглашенным по ошибке: никакой экзотики, всегдашняя унылая живность средней полосы. Это был человек Кости, я знала это, я была к этому готова. Мне хватило тридцати секунд, чтобы переброситься с ним парой фраз, ощутить вежливо-влажное прикосновение губ на своей руке, отдать осколки ампул и проворковать интимно-медицински:
– Нужно сделать химический анализ.
Отчаянная бабенка, я сделала это очень вовремя.
Лещ почти не отходил от меня.
Он не соврал: он официально ввел меня в компанию не только как своего человека, но и как свою женщину. Я была к этому готова. Я умела производить впечатление – и на это меня натаскали. К середине вечера никто не был разочарован в выборе Леща: именно такая женщина ему нужна, читала я в преданных полупьяных и добрых глазах подчиненных. Некоторые из особенно приближенных уже знали историю моего появления в доме Меньших; некоторые из наиболее смелых и наиболее пьяных почтительно целовали мне руку, следя за тем, чтобы Лещ не воспринял их невинные жесты как личное оскорбление: авторитет босса был непререкаем, а местом здесь дорожили все. Я легко завоевала коммерческого директора, бывшего киношника (он так же, как и я, обожал Хичкока), шеф-редактора службы информации (он собирал рецепты нетрадиционного приготовления кофе), заведующего отделом расследований (он оказался старым альпинистом).
Я была в ударе, но в то же время не могла избавиться от чувства странного беспокойства: целый вечер за мной наблюдали. И это были не глаза Леща, это были глаза совсем другого человека – глаза, исполненные откровенной ненависти.