Задыхаясь от отчаяния и безысходности, Кай продолжал избивать несчастную подушку, а заодно и все, что попадалось под руку. Хорошо, что на постели не было ни кувалды, ни наковальни — вот ведь странно, правда, обычное дело в кровати — иначе он точно размозжил бы руки.
Горечь выжигала из души все светлое и доброе, их место занимала злость. И ярость. И желание делать другим больно. Если ему плохо, то пусть и остальным будет не менее погано. Если не более. Пусть они…
Нетерпеливое поскуливание, сопровождаемое интенсивным когтевым шкрябом в дверь, ведущую к прямому выходу в лес, заставило черную трясину, все больше и больше распространявшуюся в душе Кая, булькнуть и остановиться. А когда из‑за двери послышался совершенно несолидный, щенячий какой‑то, лай, трясина с недовольным хлюпаньем стала куда‑то втягиваться, закручиваясь в черную воронку.
Пока не исчезла совсем. Вот только исчезла она в душе Кая, где‑то на самом дне. А значит, осталась с ним.
И в любой момент может снова выплеснуться…
И если эти, одноплеменники, получат то, что заслужили, то люди там, наверху, могут пострадать. Так что сиди в своей норе и забудь о домике в лесу и запахе сдобного теста, слюнтяй!
В радостном лае появились нотки обиды — эй, хозяин, ты же здесь, я слышу! И чувствую! И я так долго тебя ждал! Соскучился! Я почуял тебя издалека, я так бежал, так торопился, что чуть лапу не сломал, а ты! Ты меня не пускаешь! Ау‑вау‑вау‑ваф!
— Ладно, ладно, не бузи, — улыбнулся Кай, поднимаясь с избитой постели. — Сейчас открою. Ох! Лок, а поосторожнее нельзя? Вот ведь конь вымахал! Да перестань! Пусти!
Но обезумевший от счастья пес слышать ничего не хотел. Он снова и снова атаковал любимого хозяина, своего ДРУГА, старательно зализывая все, до чего дотянется. А поскольку ему удалось повалить расслабившегося хозяина на пол, объектов для зализывания оказалось гораздо больше, чем обычно. Даже по длиннющей белой шерсти на голове человека удалось пару раз пройтись языком, прежде чем обожаемый двуногий смог подняться.
— Ну спасибо тебе, дружище, — проворчал Кай, с трудом сдерживая улыбку, — теперь придется идти в душ. Хотя я и так собирался освежиться с дороги, но чуть попозже.
«Так не надо освежаться, я тебя хорошо вымыл! Почти так тщательно, как мою…»
— Вот продолжать не надо! Это сравнение меня как‑то не вдохновляет.
«Почему? Это же самое нужное и полезное место, оно…»
— Лок!
«Ладно, ладно. Печеньку дашь?»
— Шантажист и вымогатель!
Шантажист нетерпеливо переступил передними лапами и, склонив голову набок, пустил обильную слюну.
— Лок, прекрати заливать мне пол! Веди себя достойно, ты же хищник!
«Печеньку дай!»
— Вот зануда! Ладно, на, держи. — Кай вытащил из коробки с курабье жменю печенюшек и высыпал их в собачью миску. — Я теперь в душ, а ты тут сиди, дом охраняй. Всех впускать, никого не выпускать, понял?
— Умрфгх.
Исполнения приказа Кай не ожидал, поскольку на сторожевую службу пса никто не тренировал. Как, собственно, ни на какую другую — Лок продолжал вести полудикую жизнь. Они просто дружили. Знали, что они есть друг у друга.
К тому же никто никогда и не заявлялся к Каю без предупреждения, даже мать.
Поэтому он и слегка офонарел, выйдя из ванной комнаты.
Хорошо хоть халат надел, обычно мужчина какое‑то время после душа предпочитал ходить обнаженным — давал телу «подышать». И пришлось бы ему сейчас истерично визжать, прикрывая одной рукой грудь, а другой — нижний срам.
Потому что в гостиной на диване, поджав под себя ноги, сидела мать. И, судя по искаженному и пылающему от ярости лицу, была чем‑то очень недовольна.
Вернее, кем‑то. И гадать, кем именно, не было необходимости. Причина сидела возле дивана с совершенно индифферентным видом, изучая потолок.
Но стоило Грете шевельнуться при виде сына, как причина оскалила внушительные клыки и грозно рыкнула.
— Это черт знает что такое! — завизжала женщина, забившись еще дальше в угол дивана. — Мало того, что это блохастое грязное животное находится у тебя дома, а не в лесу, где ему и положено быть, так оно еще меня едва не загрызло!
— Это вряд ли, — усмехнулся Кай, направляясь в спальню. — Лок людей не грызет, только зверей.
— Ты куда пошел?! Не оставляй меня с ним!
— Мама, ну ты ведь уже просидела рядом с Локом какое‑то время, и ничего не случилось. Посиди еще пару минут, мне надо одеться.
— Кай!!!
Да, да, понятно, мать надо уважать и все такое, но ничего плохого с Гретой не случится, а в другой раз она трижды подумает, прежде чем врываться к нему без предупреждения.
Кай неторопливо оделся, причесался и только потом вернулся в гостиную, где все осталось по‑прежнему: взвинченная, готовая лопнуть от злости Грета и явно скучающий пес.
— Молодец, Лок, можешь идти. — Кай открыл дверь, ведущую в лес. — Вечером мы с тобой погуляем.
Собакевич расплылся в радостной улыбке, пару раз стукнул хвостом и неспешно, забавно цокая когтями по полу, направился к выходу.
— Кай, я не желаю больше подвергаться нападениям твоего зверя! — Грета вытащила из‑за спинки дивана дезертировавшее туда достоинство и щедро украсила голос властными интонациями. — Я изначально была против твоей странной прихоти — животные нужны только для опытов, — но ты болел, и возражать я не стала…
— А если бы и стала, можно подумать, это что‑то изменило бы, — усмехнулся Кай, садясь в кресло напротив матери.
— Кай, прекрати столь явно демонстрировать свое неуважение, я все‑таки твоя мать и Председатель Президиума!
— Грета, прекрати орать и бряцать металлом в голосе, у меня и так после перелета голова болит!
— Так вот по поводу пса…
— Эта тема не обсуждается. И впредь, во избежание повторения сегодняшней ситуации, никогда не приходи ко мне без приглашения. Ты ведь знала о моем требовании, но все равно пришла, так что не обессудь — Лок всего лишь выполнял мой приказ.
— Я пришла, потому что у нас форс‑мажор. И срочно нужна твоя помощь.
— Форс‑мажор? И куда вы вляпались, пока меня не было?
— Это не мы вляпались, это та девка вляпалась.
— Какая еще девка?
— Ну эта, Виктория Демидова, цель нашей операции с Фридрихом фон Клотцем.
— А‑а‑а, ну да. И что с ней?
— Представляешь, эта дура, еще не успев прилететь, умудрилась разозлить местного криминального авторитета, Виталия Портнова. Не знаю, что уж там произошло между ними в самолете, но тот рассвирепел до потери рассудка и устроил за девкой настоящую охоту. И, кажется, нашел ее.