Или нечисть?!
Чтобы как-то отвлечься, я разогрела тушенку и смешала с макаронами.
– Ужин готов! – крикнула я через несколько минут и стала расставлять тарелки.
– Надо за выпивкой идти. Опять закончилась, – объявил Кирилл Петрович. – Кто со мной?
Вызвались Вова и Гена. Ксения помыла бокалы и рюмки и выставила на стол. Ник и Лен вернулись в кухню. Лен трясло. Ник обнимал ее за плечи и был мрачнее тучи. Лассе вышел в коридор и вскоре вернулся, тоже мрачнее тучи. Когда он подошел ко мне, я спросила, где труп.
– В стенке, – ответил он.
– Будем перетаскивать в кладовку? – по-деловому уточнил Иван Васильевич. – И ведь твоего дружка бы надо, Лассе.
– Здесь кто-то есть, кроме нас? – громким шепотом спросила Ксения.
Я посмотрела на нее. А это мысль. Здесь наверняка кто-то есть. Не нечисть, а живой человек, из плоти и крови, который и убил Валеру, Ляльку, Юрки и Ипполита. Ведь у других на самом деле не было возможности.
Нет, убить Валеру возможность была. У Вовы и Гены. Все мы еще спали. Но я не думала, что американец мог договориться с двумя нашими ворами Вовой и Геной и их покрывать. Их отключили одновременно. Да и Гена искренне переживал. Значит, не они? Или у них есть сообщник? Если только они не убили Валеру сразу же…
Кто мог утопить Ляльку? Да кто угодно. Тогда мы как-то друг за другом не следили. Кто дал в висок Юрки? Проще всего это было сделать Лассе. Он несколько раз заходил проверять, не проспался ли приятель. Но свернуть шею Ипполиту Лассе никак не мог. Он находился со мной. Но ведь вроде бы и все остальные были на кухне. То есть вначале в коридоре разбирали стенки, а потом, после того, как я увидела Хийси и заорала, бросились сюда.
Я постаралась воспроизвести в памяти картину. И я точно вспомнила всех, кто где стоял. Все были здесь!
Значит, в квартире есть кто-то еще. Сильный и хладнокровный убийца. Только зачем ему убивать нас всех?!
– Послушайте… – заговорила Ксения.
Закончить фразу она не успела.
Из зала донеслись вопли Кирилла Петровича, Вовы и Гены. Там явно шла драка.
* * *
Лассе схватил за руку меня и Ксению и потащил нас обеих туда. За нами последовали американцы и Агриппина Аристарховна с Иваном Васильевичем.
У входа в зал мы все замерли. Кирилл Петрович держал за шкирку… домового. Только он был одет в черные джинсики и темно-синюю куртку-ветровку, из-под которой проглядывала клетчатая рубашка, обут был в старенькие кроссовки, на полу валялась черная шапочка. Никакой палочки я не увидела, а вот рюкзачок имел место быть. Его содержимое исследовал Вова.
– Он! – радостно воскликнула Агриппина Аристарховна, словно к ней вернулся блудный сын. – А мы его даже покормить не успели.
– Я с удовольствием, – вполне человеческим голосом сообщил домовой.
– А где твоя борода? – спросил Иван Васильевич. – Когда ты успел ее сбрить? И подстричься?
– Чего?! – воскликнул домовой.
Кирилл Петрович хорошенько его тряхнул.
Ни слова не говоря, Ник Хаус приблизился к домовому и осторожно дотронулся до него пальцем. Выражение лица у американца было такое, словно он трогал какую-то мерзкую букашку. Потом американец нагнулся и понюхал лилипута.
– Ты чего, псих?! – заверещал маленький человечек.
– Я – гражданин Америки, – заявил Ник Хаус.
– Это одно и то же, – заметил домовой, потом изогнулся, посмотрел в лицо Кириллу Петровичу и попросил жалобным голосочком: – Отпусти меня, пожалуйста. Я сейчас же уйду.
– Куда это ты собрался, Шедевр? – спросил Крокодил, отвинчивая пробку с бутылки водки и делая хороший глоток.
– Точно – шедевр, – качая головой, заметил Иван Васильевич.
– Это его фамилия, – поднял голову от рюкзачка Вова. – Родька Шедевр.
– Вы знакомы? – хором спросили Лассе и Ник.
– К сожалению, – ответил Вова.
– А может, к счастью? – подала голос я, потом посмотрела на Шедевра. – Простите, а у вас нет случайно мобильного телефона?
– Нам нужно срочно позвонить в милицию, – вставил Ник Хаус.
– Для того чтобы звонить в милицию, у меня никогда нет телефона, – с гордостью поведал маленький человечек.
– А вы не позволите мне позвонить маме? – очень вежливо спросила я. – А то мама очень волнуется.
– Милая девушка, у меня нет с собой телефона.
– Он его не берет на дело, – сообщил Вова. – А ну как в трубе зазвонит.
– В трубе? – переспросил Лассе.
– Он из камина вылез, – сообщил Кирилл Петрович.
– А ты вроде бы говорил, что никто не пролезет, – напомнила я ему.
– Ну я же не был знаком с Шедевром, – заметил он. – Нормальный человек, конечно, не пройдет.
– А из стены как вы выходили? – поинтересовалась Агриппина Аристарховна.
Шедевр в непонимании уставился на нее. Ему объяснили, где его недавно видели. Глаза на маленьком сморщенном личике округлились.
– Кто-то опять надо мной насмехается, – вздохнул маленький человечек. – И так всю жизнь.
– Так нам что, еще великана с лосем ждать?! – воскликнула Ксения. – Если этот появился в натуре…
– Пусть поскорее приходит, – сказал Лассе. – В дымоход никто из нас не протиснется, а в дыру, в которую пройдет великан с лосем, вылезем мы все.
– Отпустите меня, – опять жалобно попросил Шедевр.
– Жди больше, – хмыкнул Кирилл Петрович. – Ты нам сейчас расскажешь, как здесь оказался.
– Через трубу залез. Я же вам уже сказал! И вы сами видели, как я из камина вылезал! Что вы еще от меня хотите?
– По чьей наводке ты сюда попал? – спросил Крокодил.
Я тут же обернулась к Гене. А ведь они с Вовой тоже по чьей-то наводке здесь появились – ведь они воры-взломщики. Это они раньше нам рассказывали, что их вызвали на протечку, а на самом деле кто им дал адрес?
– Я не открываю свои источники информации, – гордо объявил Шедевр. Кирилл Петрович одной рукой поднял его над полом. Ткань затрещала.
– Кто дал тебе наводку? – медленно повторил Кирилл Петрович, делая ударение на каждом слове. – Кто эта паскуда?..
Шедевр кивнул.
– Не понял? – внимательно посмотрел на него Кирилл Петрович.
– Паскудников! – радостно завизжала Лен. – Эта гнусная сволочь! Значит, это он мне так мстит! Это как раз в его стиле!
– Что в его стиле?! – Ксения вперила руки в боки. – Запирать людей в чужих квартирах вместе с трупами? Убивать? Никогда не поверю! Я с ним не один год знакома!
Затем Ксения подскочила к Шедевру и потрясла у него перед носом кулаком с длинными ногтями, накрашенными в черно-белой гамме. Из-за них она не могла нормально сжать кулак.