– Ну, ты даешь! А ты зачем приехала? Сказать последнее “прости”. Вообще этот тип просто помешан на всем испанском.
– Ты-то откуда знаешь?
– А мы с ним в Испании и познакомились. Есть там городишко такой, Памплона называется. Столкнулись на корриде нос к носу. Я как раз для клуба серию работ делал – ну, которая теперь возле туалета висит и все ваши низменные потребности маскирует. Так Дан на эту корриду каждый год приезжает. У богатых свои причуды. Купил у меня несколько картин. И не жилился, между прочим, как какие-нибудь мохнатые корейцы: си-си-си-ми-ми-ми, осень хоросая картина, только дорого. Или наши гниды, которые за товар норовят бартером расплатиться или сеансами массажа. Я потом на дановские деньги тетке операцию сделал. Грыжу ей вырезали, сейчас сама знаешь, что такое в больницу попасть, ни тебе анальгина, ни тебе бинтов! Бардак развели!
Я почти ненавидела Серьгу, его тетку, теткину грыжу – при чем здесь они!
– Господи, Серьга, при чем здесь грыжа?
– Это к слову. А вообще он мужик молоток. Там в Памплоне одна такая штучка есть забавная – когда выпускают быков. Их гонят всех вместе, вдоль загона, разъяренные такие твари. И всякие дураки и местные сумасшедшие норовят бежать в этом стаде. На рог их поддеть – не фиг делать. Там такое сплошь и рядом случается. Так вот, можешь себе представить, этот червяк компьютерный между быками сигал, что твой камикадзе.
Я представила тонкую фигуру Дана, взрезающую лоснящиеся спины быков, как яблоки, и даже зажмурилась от страха.
– Это не опасно?
– Как тебе сказать. Двоим на моих глазах кишочки-то повыпустили, царствие им небесное. Дан наконец вернулся, и мы замолчали.
– Судя по воцарившемуся молчанию, речь шла обо мне? – весело спросил он.
– Да вот девушка активно тобой интересуется, – надувшись от злорадства, выдал меня Серьга.
Я покраснела, как будто он сказал что-то неприличное.
– Надеюсь, ты удовлетворил ее праздное любопытство.
Дан завел машину, и мы поехали.
Всю дорогу Дан молчал, и чем дольше длилось молчание, тем грустнее становилось мне: конечно, довезти до дома приятеля и его спутницу – это всего лишь жест вежливости хорошо воспитанного московского мальчика, не больше. Кому может быть интересна чужая дама сердца, да еще в компании с простецким рыцарем в плохо сидящих доспехах. Чертов Серьга сделал все, чтобы убить малейшие ростки интереса ко мне – “мы прицениваемся”, “нам на “Пражскую”… Такие люди, как Дан, не позволяют себе играть на чужом поле, это не их стиль.
Я не могла оторваться от его аккуратно подстриженного затылка: волосок к волоску, едва заметная ложбинка на шее, перечеркнутая полоской кашне. Мне вдруг захотелось коснуться его мягких волос – это желание было таким сильным, что я зажала руки между колен. Лишь однажды я встретилась с его глазами в зеркальце заднего вида – и снова, как тогда, на кладбище, они опасно приблизились ко мне. Зрачки Дана были расширены настолько, что глаза казались черными: матовая, втягивающая пространство чернота. Там могли исчезнуть целые народы, там теперь брела и я без страховочной веревки и факела. Я вдруг подумала о том, что хочу только одного – ехать и ехать в его машине. Вместо заднего сиденья, на котором я жалко сжимала руки, – переднее; вместо зимы – лето, вместо одного молчания – совсем другое…
Серьга отдувался за всех троих – рот у него не закрывался. Возможно, он считал, что безобидный треп – вполне достаточная плата за проезд. Не очень-то удачно он тасовал засаленную колоду разговора, их связывали уже давно забытые воспоминания о бегущих быках и пара по случаю купленных картин, только и всего. Поэтому-то Серьга ограничился расплывчатыми замечаниями о покойном Володьке да еще о сестре, которая выходит замуж, а денег нет.
Дан не отвечал, ограничиваясь междометиями, а разговор о деревенском агротехнике вышел на почетный третий круг, когда мы приехали.
– Ну, спасибо, – поблагодарил Серьга. – Слушай, может, поднимешься, раз пошла такая пьянка? Водочки возьмем приличной, помянем новопреставленного по-хорошему. Все чин-чинарем.
Ай да Серьга, ты попал! Это лучшее из всего сказанного за сегодняшний день. Я готова была расцеловать Каныгина, когда он неожиданно нанес мне удар из-за угла, да такой, что у меня даже потемнело в глазах:
– Моя-то, – Серьга покровительственно похлопал меня по плечу, – закусь спроворит. Она телка хозяйственная.
– Нет, пожалуй, – рассудительно ответил Дан; я хотела увидеть на его лице хоть каплю заинтересованности, хоть тень любопытства – и не увидела. – У меня еще несколько встреч. Рад был увидеться.
Вот и все. Сейчас он исчезнет из моей жизни навсегда, не за руки же его хватать, в самом деле… Я представила, как прикасаюсь к его коже, и у меня вдруг закружилась голова.
– Ну тогда ладно. Спасибо, что подвез. Спасибо, спасибо, всем спасибо: актерам, играющим неразделенную любовь, новобрачным, играющим разделенную любовь; дворникам, убийцам и убитым, солдатам срочной службы…
Несколько секунд Дан раздумывал, потом вытащил визитку и протянул ее Серьге:
– Позвони мне завтра в три. Я бы хотел картины посмотреть для офиса. Может, подберу что-нибудь.
Визитка моментально скрылась в недрах Серегиного пальто, а сам Серьга цепко ухватился за предложение Дана:
– Это дело! Есть у меня кое-что новенькое, уже заказчики кружат, как гиены полосатые. Только учти, я их меньше чем за штукарь баксов, не продам. – Видно было, что светлый образ сестры на выданье простер над Серьгой свои крыла.
Дан обменялся рукопожатием с Серьгой и поцеловал руку мне.
– Приятно было познакомиться, – ничего не значащие слова, больно ударившие меня. – Надеюсь, еще увидимся.
Дан уселся за руль, резко взял с места, а мы с Серьгой в полном молчании пошли к подъезду. Серьга отчаянно хромал.
– Вот копыта гадские! Ноги в кровь истерли! Никакого праздника душе…
В лифте, между пятым и шестым этажами, я дала Серьге пощечину.
Он даже не подумал защищаться, тряхнул волосами и сказал миролюбиво:
– Какого черта ручонки распускать?!
– Я же телка хозяйственная! Чуть что – и по роже могу спроворить, а не только закусь. Зачем нужно было принимать меня за свою бабу, я этого не пойму.
– А зачем нужно было пялиться на него всю дорогу? Постыдилась бы! Тоже мне – любовь с первого взгляда! Знаем мы эту великую любовь, сначала с одним, потом с другим. Знаю я вашего брата – все прыгаете, все ищете, где лучше, все не знаете, на какой кактус усесться, чтобы пожить сладенько. Сука! – впервые это относилось не к Алене, а ко мне. Серьга потихоньку привязывается, голубиная душа…
И тут же голубиная душа съездила меня по щеке – не больно, но обидно.