– Ты веришь мне?
– Да, да.
– Все будет хорошо. Я смогу защитить тебя.
Я обняла Дана за шею и крепко прижалась к нему, почувствовав, что счастлива. Счастлива, несмотря на весь ужас сегодняшнего дня.
Шоссе все еще было пустынным: несколько тяжелых трейлеров пронеслись мимо нас в сторону Москвы – как наспех и по неведению открытая Америка. Дан шел почти на предельной скорости, так что нас никто не обгонял. Только в зеркале заднего вида отражался контур какой-то одинокой далеко идущей легковушки.
Больше всего мне хотелось положить голову Дану на колени; положить, закрыть глаза и убедить себя в том, что все это произошло не со мной, что мы просто едем за город, где зима уже тронула землю, где только что выпавший, еще не окрепший, младенческий снег не убирают в грязные кучи, где можно затопить камин…
И сжечь эту проклятую кассету.
Мы ехали добрых сорок минут, когда Дан свернул на проселочную дорогу.
– Ну вот, – сказал он, – еще немного, и мы на месте.
За окнами стеной стоял уснувший лес, но дорога была довольно широкой, выложенной железобетонными плитами. Спустя некоторое время тишину разорвал пронзительный сигнал приближающейся машины. Это был джип, но гораздо более внушительный, чем аккуратный, почти игрушечный джип Дана. Теперь эта лишенная грации огромная туша стремительно нагоняла нас.
– Надо же, кому-то не терпится, – улыбнулся Дан, рассматривая автомобиль в зеркало. – Придется пропустить хозяев жизни, иначе они отобьют нам зад.
Дан слегка притормозил, и джип сразу же вырос, угрожающе приблизился, хотя людей за стеклами разглядеть было невозможно. Наконец водитель джипа пошел на обгон – и вместо того, чтобы проехать мимо, резко затормозил и почти уткнулся в нос Дану. Столкновение казалось неизбежным, но Дан в последний момент резко вывернул руль и остановил машину.
– Сейчас разберемся, не волнуйся, – сказал он мне спокойным тоном, но я видела, как по скулам заходили желваки.
Я ничего не ответила.
Я и не могла ничего ответить – близко подступивший страх сковал меня: на переднем сиденье, рядом с водителем, сидел Александр Анатольевич…
Дверцы джипа распахнулись, и из них посыпались парни – кроме Александра Анатольевича и водителя, я насчитала еще двоих, возвращаясь и возвращаясь взглядом к спокойному лицу Александра Анатольевича. Он почесал переносицу дулом пистолета и радушно улыбнулся мне. Парни, выскочившие из машины, были вооружены короткими автоматами.
– В чем дело, ребята? – спросил Дан. Он не потерял хладнокровия, хотя не мог не видеть оружия у людей из остановившего нас джипа.
– Приехали, паренек, – радостно сказал Александр Анатольевич и грузно вылез из машины.
Попытаться прорваться, резко нажав на газ, было делом бесполезным – тело шинкаревского джипа надежно перекрывало дорогу. С запоздавшим отчаянием я увидела, как по лицу Дана пробежала тень досады – зачем я остановился? зачем, зачем?..
– А рыпаться не советую, – вкрадчиво пропел Александр Анатольевич, вплотную подойдя к нам, – могут и шкуру попортить. Так что вылезай, друг.
.. – Кто это? – спросил Дан шепотом. – Ты его знаешь?
– Да, – еле шевеля пересохшими губами, ответила я.
– Вылезай! – Парни передернули затворы, а Александр Анатольевич распахнул дверь со стороны Дана.
Тяжелое темное чувство накрыло меня с головой. Вот и вес, конец пути… Но Дан, Дан – мягкие волосы на затылке, полы плаща на маяке, обнимающие меня, “вы мне нравитесь, Ева, очень нравитесь…”, последний поцелуй, за которым стояла новая, невыразимо прекрасная жизнь…
– Отпустите его! – крикнула я Шинкареву осевшим голосом. – Отпустите его, он ничего не знает. Отпустите, я поеду с вами.
– Куда ехать-то? Приехали уже. – Александр Анатольевич сочувственно ткнул пистолетным дулом Дану под подбородок. – Ряха твоя лощеная что-то больно знакома. Может, виделись где?
– Может, и виделись. – Дан был поразительно спокоен.
– Ну да это неважно теперь. Вот что я скажу тебе – не ту ты себе подругу выбрал, парень, ой не ту. Она-то тебя под монастырь и подвела. А ведь мог найти совсем другую, добропорядочную, и прожил бы с ней до старости. Потом бы, конечно, любовницу себе завел, детей бы в Оксфорд учиться отправил или в Кембридж… Финансы, я вижу, позволяют… А теперь уж не придется. Кончайте его, ребята, а я пока с нашей красавицей потолкую, уж больно быстро она бегает, не угнаться да толком не поговорить.
– Нет, нет! Оставьте его. – Я вцепилась в рукав Дана, но его уже вытащили из машины, быстро обыскали и, подталкивая в спину тупыми рылами автоматов, повели к близкому лесу. В руках у одного из парней Шинка-рева я увидела лопату с коротким черенком…
Александр Анатольевич уселся на водительское место, обхватил меня за шею ручищей с зажатым в ней пистолетом: дуло уперлось мне в перекрестье ключиц, а совсем рядом возникла тяжелая круглая голова Шинка-рева. От него несло пивом, запах был почти удушающий, кажется, я даже на секунду потеряла сознание.
– Ну здравствуй, здравствуй! – сказал мне он как старой знакомой. – Вот и встретились наконец. Ты кое-какие вещички забыла у нашего общего друга, так я тебе их принес.
Не торопясь, Александр Анатольевич выложил передо мной на приборную панель джипа кассету и мое собственное изрядно помятое письмо – края у открытки “С днем рождения!” были заломлены.
– Ну что, твоя работа? Или группы товарищей? Я молчала.
– Чувство юмора, правда, тяжеловато, хотя некоторым, возможно, и понравилось бы. “С днем рождения”, надо же! Теперь уж не оценят. Ну, чего молчишь?
Я сжала зубы, хотя больше всего мне хотелось закричать: собственная жизнь была мне безразлична, в конце концов, я уже умерла прошлым летом… Но из головы не шла лопата с коротким черенком.
– Но это-то уж точно твое. Глупо отпираться, ласточка, вместе же собирали… – Шинкарев аккуратно положил рядом с кассетой сумочку и все ее забытое содержимое – косметичка, духи, помада. Последним лег томик Юнны Мориц.
– Я, конечно, стихов не люблю. Но можно прочесть кое-что любопытное между строк. Полезно иногда бывает странички полистать…
Он отогнул немного потрепанную суперобложку книги, и оттуда выскользнула фотография, которую я прихватила в квартире Сирина.
Это был конец.
Я закусила губу и почувствовала теплый привкус крови – Боже мой, какая же я идиотка, вот так сунула голову в петлю и потянула за собой единственного человека, которого могла бы полюбить… Как можно было забыть об этой фотографии, как можно было вообще не вспомнить о ней – сейчас это казалось мне невероятным. Я совершила непростительную глупость, это было равносильно тому, чтобы оставить на месте преступления свою визитную карточку…