Я молчала.
– Ты мне веришь? – настойчиво повторила она.
Кого-то она мне напоминала, кого-то, кем я восхищалась в детстве. Ну, конечно, это была книга, которую я читала по ночам под одеялом, под неумолчный аккомпанемент южных сытеньких сверчков – “Рожденные свободными” Джой Адамсон. Одну из героинь, старшую в семье гепардов – кажется, ее звали Пипа. Она даже не подозревала об этом своем имени, она умела уходить от львов и спасать своих котят из первого помета. На фотографиях она не выглядела импозантной – маленькая голова, длинное тело в темных подпалинах, независимо болтающийся хвост. Алена была куда красивее…
В эту ночь все было решено.
Я готова была заплатить своим телом за дружескую поддержку.
Но этой жертвы не понадобилось. Я знала об Алене многое, но самое главное узнала только сейчас – она ненавидела покупать, она ненавидела пользоваться слабостями тех, кого любила. А ее чувство ко мне было искренним, я это видела.
. И когда я потянулась к ней, она молча отстранилась. Это далось ей нелегко, она действительно хотела меня, но все-таки она отстранилась. В моих глазах, в моих руках застыл немой вопрос – и тогда она сказала, глядя мне в глаза:
– Запомни, я никогда не пользуюсь моментом. Я хочу, чтобы ты любила меня – но просто так. Не в благодарность, не исполняя обязательств, не чувствуя себя проституирующей сукой. Я смогу доказать, что так оно и будет. Я дам тебе время. Я подожду.
– Спасибо, – сказала я искренне.
– Спасибо тебе. Это слишком серьезно и поэтому не должно быть слишком легко.
Мы обе были опустошены этим разговором. Она заснула первой, покровительственно обняв меня за шею, ни дать ни взять воительница, валькирия, способная поднять на дыбы целый мир.
…Я осталась у нее. Это была еще одна странная неделя, наполненная событиями, происходившими вне стен Алениного дома. Она где-то пропадала целыми днями, возвращалась сосредоточенной и усталой. Мы не говорили с ней о том, что произошло ночью, мы вообще не возвращались больше к этому, тяжело справляясь с неловкостью ожидания.
Но все это время мы много и жадно разговаривали – как люди, пытающиеся побыстрее узнать друг друга и отбросить все формальности. Целыми ночами Алена, лежа в кровати и забросив руки за голову (это была ее любимая поза), рассказывала мне о ВГИКе. И я не могла отделаться от мысли, что мы с ней учились в разных институтах: ее ВГИК был наполнен веселыми циничными историями, заставлявшими меня смеяться до слез; удивительными человеческими типами, достойными снисходительного восхищения. Я помнила совсем другой ВГИК: он ограничивался пространством одного человека – Ивана. Мир Алены был забит другими людьми, которые толклись на одном пятачке, мешали друг другу, то и дело сталкивались лбами, локтями и, видимо, от тесноты, вступали друг с другом в необязательные сексуальные отношения. И это было здорово – ни дать ни взять американские горки. Она умела вкусно, легко жить и так же вкусно подавать свою жизнь. В этой подаче я с трудом узнавала знакомые мне персонажи.
Так, зарвавшийся сукин сын, путавший себя любимого с историей человечества, оказался Иваном. А зарвавшийся сукин сын, путавший себя с историей кино, оказался Нимотси. Обо мне не было сказано ни слова – я, как всегда, западала за подкладку памяти, стертая личность, ничего не скажешь. Лишь один раз она упомянула меня в контексте прошедшего времени. Их всех уже нет в живых, сумасшедшие киношники гибнут, как лосось на нересте. Их уже нет в живых, “всех троих”. Третьей, должно быть, и была Мышь: следовательно, и до Питера докатилась волна слухов.
И все эти бессонные ночи между нами – мной и Аленой – на самой середине кровати лежал вытянутый в ленту палестинский платок, с успехом заменивший средневековый целомудренный меч Тристана и Изольды. Он был положен, чтобы я оценила красоту жеста. “Если ты почувствуешь, что готова, ты просто уберешь его, и тогда…” – сказала мне Алена, прекрасно понимая, что значит “тогда”. Что ж, она умела быть великодушной в своих отношениях.
Иногда мы ездили куда-нибудь поужинать; иногда отправлялись на трассу, за город, – там у Алены была дача, где-то под Синявином. Впрочем, мы так ни разу и не добрались до нее. На пустынных ночных дорогах Алена учила меня водить джип, еще одна прихоть. Не очень-то хорошо у меня получалось, я ненавидела технику во всех ее проявлениях. Но сдвинуть с места послушную, восхитительно устроенную машину я уже могла. Алена же развивала бешеную скорость, и я здорово жалела, что езжу с ней без ремня безопасности. Но мой характер был задан первым вечером нашего знакомства, ничего не поделаешь.
Я потихоньку привязывалась к Алене и даже – о, ужас! – начала жалеть, что не могу просто и естественно ответить на ее чувство. К счастью, развить эту тему до опасного для нравственности предела я не успела. Паспорт оказался готов как раз вовремя. Алена привезла его вечером, небрежно бросила на стол и несколько минуте удовольствием наблюдала, как я его рассматриваю. Ева Апостоли наконец обрела документальное подтверждение своего существования. Она получила прописку в одном из ближайших пригородов Питера, место и год рождения, ненамного отличающиеся от моих истинных; печати и подписи, которые удостоверяли все на свете.
– Настоящий? – спросила я у Алены.
– Обижаешь, начальник, – ответила она, – только не спрашивай меня, как я его сделала.
– Не буду. Я только удивляюсь, почему это до сих пор не твой бизнес.
– Я добропорядочный человек. Во всем, что не касается сексуальной ориентации, – мягко напомнила Алена.
– Сколько я должна?
Она села передо мной и положила голову мне на колени.
– Ужин в “Астории” и затяжной поцелуй на ночь, больше ничего, что потребовало бы от тебя героических усилий. И еще – ты должна будешь сказать мне, если соберешься исчезнуть. Не уходи, не простившись, этим ты разобьешь мое сердце, – она стиснула мне колени, – впрочем, оно и так уже разбито. Ты никогда не сможешь полюбить меня, останься тогда – хотя бы ненадолго, ради приличия.
Я смотрела на макушку Алены и ненавидела себя – меньше всего мне хотелось причинить ей боль. И дело было даже не в том, что она столько для меня сделала…
– Останусь, – сказала я и, следуя естественному порыву, прижалась лицом к ее волосам, – конечно, останусь.
Боже мой, если бы я знала, что произойдет в самое ближайшее время, я бежала бы без оглядки, я бы оставила Алену сию же минуту.
Если бы я только знала…
* * *
…Спустя несколько дней она позвонила мне с работы – ей вообще нравилось звонить мне с самыми неожиданными признаниями типа: “Торчу в пробке на Лейтенанта Шмидта и с ума схожу по тебе” – и сказала веселым голосом:
– Вечер прошу не занимать Мы приглашены в гости к моему приятелю из Москвы, очень экзотичный молодой человек. Я заеду за тобой через час. Будь готова.