Я шла за ним как привязанная, наши шаги дублировали друг друга в гулком пустом коридоре. Наконец Серьга не выдержал и обернулся. Я машинально улыбнулась ему, забыв о своем новом лице: улыбка получилась приятельской, так улыбаются давно потерянному и случайно обретенному другу. Именно эта улыбка привела Серьгу в замешательство.
– Вы ко мне? – почесывая переносицу, спросил он. Отступать было поздно, тем более что мне ужасно хотелось прикоснуться к Серьге – он был частью моего прошлого. А все остальные части моего прошлого были мертвы.
– Похоже, да, – жадно рассматривая Серьгу, сказала я.
– Слушаю. – Серьга буквально впился в меня глазами: новое, но хорошо запоминающееся лицо, художник не может этого не оценить.
– Вы случайно не Сергей Каныгин? – брякнула я.
– Случайно да, – ответил заинтригованный Серьга, а я чуть не задохнулась от радости; это был его неистребимый марийский акцент, такая же предательская деталь, как и мое южное мягкое “г” из прошлой жизни. Серьга же всегда смягчал “ч”, у него она звучала как “щ” – ничего не изменилось…
– А я – подруга Алены Гончаровой, – ляпнула я первое, что пришло мне на ум, совершенно не задумываясь о последствиях. Мгновенное воспоминание об Алене налетело, как вихрь, и почти сбило Серьгу с ног. И в то же время я заметила в самой глубине его узковатых марийских глаз скрытую ревность. Вот и не верь после этого в вечную любовь!..
– И что? – взял себя в руки Серьга. Вопрос не застал меня врасплох.
– Вы меня не помните? – Это была явная провокация, и Серьга поддался: никому не хочется быть уличенным в склерозе. Он многозначительно замычал что-то неопределенное: “М-м-гу.., м-м-да, гм-гм.., как же, как же…"
– Конечно! Вы…
– Ева! – помогла я Серьге. – Мы познакомились, когда Алена уезжала в Америку.
Я работала наверняка – в начале пятого курса Алена отправилась в Америку, чтобы писать там свой диплом о Марлен Дитрих, хотя с тем же успехом можно было собрать все материалы и в институтской библиотеке. Тогда же была устроена грандиозная вечеринка, на которой Серьга предстал во всем блеске своей языческой ярости – он отметелил двух американцев из секты последователей Муна, шапочных знакомых Алены. Досталось и дородной консерваторке, альтистке Даниловой, потенциальной Алениной любовнице – ей Серьга выдрал клок волос и сломал два ногтя на правой руке.
Впрочем, это был не первый и не последний клок волос в матадорской карьере Каныгина.
Именно поэтому он взглянул на меня без всякой задней мысли.
– Ну, и как там Алена?
– Процветает, – соврала я, испытывая жуткие муки.
– Замуж-то вышла? – мрачно спросил Серьга.
– Нет.
Серьга удовлетворенно крякнул – что и требовалось доказать!
– А чем занимается?
– Тратит деньги. И просила передать вам привет, если встречу.
– Передавайте!
Я быстро поцеловала его в голую мальчишескую щеку. Серьга опешил:
– Это что?
– Это привет. Вообще-то я разыскиваю некоего Владимира Туманова. Он здесь, во ВГИКе, преподает. Вы случайно его не знаете? – Вопрос был риторическим, на втором курсе мелкий, но злобный в состоянии алкогольного опьянения Серьга сломал глыбообразному Туманову переносицу – только потому, что Володька позволил себе ущипнуть Алену за зад.
– Как не знать! Знаю, знаю, – обрадовался Серьга, – мы же с ним работаем вместе! Я в его вертепе главный художник…
, Вот это было кстати! В ожидании Туманова мне нужно было как можно больше узнать о нынешней жизни Володьки, и Серьга подвернулся в масть – Божий промысел, ничего не скажешь!
– Может быть, составите протекцию? – невинным голосом произнесла я. – Раз мы с вами так случайно встретились.
– Ну, если встретились… Меня, кстати, Сергеем зовут, для близких Серьга, – отрекомендовался Серьга, – тьфу ты, вы же знаете, совсем мозги поплыли!..
– Ну а я еще раз – Ева…
– Так вы Аленина подруга? – насторожился вдруг Серьга, не ко времени вспомнив, видимо, о нестандартной сексуальной ориентации Алены.
Я попыталась успокоить его, памятуя горький опыт альтистки Даниловой.
– Только в общечеловеческом смысле. Мы работали с ней вместе в рекламном агентстве, а теперь я перебралась в Москву.
– Ну, это традиционный порок – перебираться в Москву. – Серьгу буквально развезло от доброты. Я перестала быть для него соперницей, теперь он был не прочь познакомиться со мной поближе:
– Значит, сразу же решили брать быка за рога.
– Вроде того, Алена снабдила меня телефонами, Туманов значится четвертым в списке.
– Хорошо, что не первым. А что ж она сама не приехала?
– Укатила в Швецию. А вы работаете во ВГИКе?
– Ну, работаю – громко сказано, – признался Серьга, – так, подрабатываю. Вторым педагогом, также, как Володька. Кстати, что ты сейчас делаешь?
– Ничего, – я развела руками, не упускать же такой случай, – ровным счетом ничего.
– Если подождешь меня полчаса – можем с пользой провести вечер. Если, конечно, московские дела тебя интересуют, – и снова во взгляде Серьги не было никакой задней мысли, – идет?
Идет, бежит, едет!..
Я ждала Серьгу в буфете, за остывшей бурдой, которую оголтелые вгиковские буфетчицы, потеряв всякий стыд, гордо именовали кофе. В буфете все так же продавали пастилу и порционные салаты, и мне казалось, что сейчас в столовку ворвутся все персонажи порванной вгиковской пленки – Иван, Нимотси, Алена.
Но вместо них пришел Серьга в демократичной кож-замовской куртке и шапчонке фасона “презерватив” – прошедшие годы ничего с ним не сделали, хотя и старались. Мы помахали друг другу, как старые знакомые, и спустя пять минут уже были на остановке сорок восьмого троллейбуса.
…Серьга снимал квартиру на “Пражской” – это была та же серая ветка метро, в противоположном конце которой находилось Бибирево.
Дежа вю.
Я не могла отделаться от навязчивого ощущения, что все это уже было со мной, и маленький Серьга так же придерживал меня под локоть своей тонкой рукой. Он пристально вглядывался в меня, но это была не тайная страсть мужчины, которому хочется переспать с женщиной, – это была тайная страсть художника, неожиданно нашедшего подходящую натурщицу.
Мы вылезли из метро, потом долго тряслись в автобусе, потом покупали вареную колбасу в универсаме – Серьге всегда не хватало фантазии и широты души. И наконец оказались в самом конце пути – у паршивого панельного дома, родного брата моего бибиревского пристанища.