Уминая бутерброды, мы рассказали Виктории Семеновне о развитии последних событий.
– Скорее всего, ее какая-то баба пришлепнула, – высказала свое мнение наш главный редактор.
– Ее вначале задушили руками! – напомнил Петр. – Как это могла сделать женщина?!
– На меня посмотри, – предложила молодому человеку Виктория Семеновна, в которой метр восемьдесят росту, а вес… Ну, полагаю, что хорошо за девяносто, но ни о каких диетах она даже не думает, считая их блажью мающихся от безделья дамочек.
– Ну да, – потупился Петр и впился зубами в очередной бутерброд.
– И вообще она ведь могла спать… Вдруг чья-то законная жена – или депутата, или бизнесмена – прихватила у них ключи от квартиры Риммы? Ведь могли быть у них ключи? – рассуждала вслух я. – И еще Римма могла находиться под действием снотворного или успокоительного – после избивания сапогом.
– Ну, насчет приема препаратов мы выясним, – заявил Петя. – Ведь обязательно будет вскрытие. И я еще ребятам скажу, чтобы проверили, какие лекарства Римма Иванихина принимала перед смертью – если вообще принимала.
– Если у бабы несколько мужиков одновременно, это до добра никогда не доводит, – многозначительно молвила наш главный редактор.
– Вы только что сказали… – открыл рот Петр. – Вы же считаете, что убила женщина?
– А на каждого обеспеченного мужика обязательно претендует несколько баб, – невозмутимо продолжала Виктория Семеновна. – Двое точно женаты. Немец навряд ли убил. Наш американский еврей, как его назвала эта дамочка в розовом, тоже. И сестрица сводная навряд ли… Значит, был еще один мужик. А у него должны быть бабы. И сам мужик мог прихлопнуть – если достала своими желаниями. Может, слишком много денег требовала. Или очень замуж хотела. Или беременностью шантажировала. Ищите…
Петр сказал, что завтра займется телефоном убитой Риммы Иванихиной и ноутбуком, который сотрудники органов также изъяли в качестве вещественного доказательства. Теперь же по телефону и компьютеру можно многое узнать о человеке, по крайней мере получить список контактов.
Я отлучилась как бы в дамскую комнату (и на самом деле туда заглянула), но также позвонила и немцу. Должен же он когда-нибудь ответить хоть по одному из телефонов? Но Вальтер Кюнцель упорно не желал ни с кем общаться.
Кстати, а жив ли он? Я уже не знала, что думать. Завтра, если будет время, заедем по адресу его проживания в Петербурге.
Позвонил мой приятель Андрюша из Управления, поинтересовался нашими делами и дальнейшими планами.
– А я уже дома, – похвастался он.
– Еще не вечер, – заметила я.
– Типун тебе на язык, – пожелал приятель.
Я вернулась в кабинет Виктории Семеновны, где уже не осталось бутербродов, и вскоре мы с Пашкой и Петей отправились в направлении дома Екатерины Ломакиной. Я не исключала, что нас с Пашкой в дом не пустят. И ведь Петю тоже могут не пустить…
Но нас пустили. У Кати были красные заплаканные глаза. Мне кажется, что она не очень удивилась при виде Петиного удостоверения и моей физиономии.
– На съемку согласитесь? – спросила я.
– Мне все равно. Пойдемте на кухню. Только потише, пожалуйста. Маме опять плохо.
Я спросила, что у нее с матерью. Насколько я поняла, речь шла о приемной, которую она явно воспринимала как родную.
Катя махнула рукой.
– Ничего хорошего. Нужна операция, а у меня нет денег… А моя родная мамочка не готова пожертвовать мне хотя бы пару картин. Вы уже в курсе? В смысле насчет того, как я появилась на свет? – Она посмотрела на меня. Я кивнула. – Я ей позвонила, а она тут же спросила, не я ли украла у нее картины. Кстати, только две сперли?
Я опять кивнула.
– Откуда вы узнали о краже картин из квартиры родной матери? – уточнил Петя.
– Из «Криминальной хроники». Юля же освещала это дело. Признаюсь: позлорадствовала. Мне пожалела, хотя мне на доброе дело требуется! Мне нужно спасать мать, которая меня вырастила! А та, которая бросила в роддоме, которая совершенно не принимала участия в моей судьбе, опять показала свое истинное лицо…
– Вы давно знакомы со своей сводной сестрой? – спросил Петя.
– Я не могу сказать, что я с ней знакома.
Мы все вопросительно посмотрели на Катю.
– Я видела ее один раз в жизни. Она не представилась – в смысле, что она моя сводная сестра. Она приехала сюда забирать мужчину. – Катя хмыкнула. – Это она так выразилась.
– И вы побили ее сапогом? – уточнила я.
– После того, как она решила побить у меня посуду. В моей квартире мою посуду! Вы представляете? Она ненормальная. И вроде не пьяная была… открыла холодильник – тот, который в коридоре, достала тарелку со студнем и засадила ею в стену. Пятно осталось. Можете сходить и полюбоваться. Жаль, вас тогда не было с камерой.
Катя посмотрела на меня, потом на Пашку.
– И что было дальше? – спросил Петя.
– Да ничего особенного. Выгнала я ее. Она успела мне клок волос вырвать. Потом я учинила допрос Алексу. С пристрастием.
– Тоже с сапогом? – спросила я.
Катя рассмеялась.
– Без сапога.
– Вы вообще не знали, что у вашей родной матери есть еще одна дочь?
– Знала. Только я не была с ней знакома! Где я с ней могла встретиться? Я мамашу-то видела один раз в жизни. Сходила познакомиться. Посмотрела на квартиру-музей. И больше не горю таким желанием. Я и подумать не могла, что девица, которая принеслась сюда отбивать у меня Алекса, и есть моя сестрица.
– Алекс признался в том, что крутил роман с вашей сводной сестрой?
Катя кивнула.
– У вас не возникло никаких подозрений, когда вы об этом услышали? – спросила я.
– Вы меня за идиотку считаете? Конечно, возникли! Только слишком поздно…
– Как вы познакомились?
– Он спросил у меня дорогу, завязал разговор… Теперь я уверена, что не случайно.
– Что ему было от вас нужно? – Петя внимательно посмотрел на женщину.
– Это вам придется у него спрашивать. Я не смогла получить честного ответа. Но у меня после появления здесь Риммы сразу же раскрылись глаза. Ему нужны какие-то картины. Какие точно, я не знаю. И знать не хочу! Красть их у родной матери я не собираюсь. Вообще ни у кого ничего красть не собираюсь. Понимаете, Алекс подловил меня в тяжелый жизненный период… Умер отец, плохо с матерью… Мужа нет, детей нет. В общем, я развесила уши. Дура. Ну и поплатилась за это.
Катя посмотрела на сотрудника органов.
– Я готова дать любые показания против этого проходимца. Боюсь, правда, что очень мало про него знаю… И мои показания к делу не пришьешь. То есть его по ним не посадишь. Я ничего не знаю. И прямо он ничего не говорил. Только намеками. Прощупывал почву. Это я сейчас понимаю. А тогда…