Но кто здесь? Александр Каренович? Со вторым пистолетом? Но где он мог его прятать? Не Артур же в нас стрелял… И девчонки обнаружили бы у него оружие.
Или это таинственный некто, чье жилище мы заняли? Он решил нас всех убить? За то, что посягнули на его территорию? Но мы же не собираемся приносить ему зло! Мы просто вынужденно оказались здесь! Мы хотим убраться отсюда. И чем скорее, тем лучше.
Но разве этот некто поверит, что мы никому ничего не скажем? Я уверена на девяносто девять процентов, что это место снова не найду после того, как меня отсюда вывезут. И Пашка с Татьяной не найдут. Мы не знаем координат, даже примерных. Если их кто-то и знает, то второй пилот. В таком случае он опасен для аборигена (или аборигенов?). Но его оставили в живых, когда куда-то уводили Артура с Надеждой.
Что делать? Сидеть в доме и не высовываться? Ведь дом, по идее, хозяин ни взрывать, ни сжигать не намерен. Как потом отстроить? Но сидеть и ждать смерти? Нет, это не по мне. Я не собираюсь ложиться кверху лапками! Я буду бороться! Нас много, и мы должны переиграть врага. Только нужно подумать как.
– Юлька! – послышался шепот Татьяны. – Я никого не вижу с той стороны.
– Я тоже, – прошептала я в ответ.
Олег Владимирович издал громкий стон. Да, ему же нужно оказать помощь! И как, спрашивается, мы его потащим, если в нас стреляют с другого берега? Хотя… Между деревьев мы будем представлять собой плохие мишени. И смотря из чего стреляли…
– Пашка, ты можешь определить, из чего стреляли?
– А я почем знаю?! – искренне удивился любимый оператор. – Я в армии не служил.
По мнению Арсения, стреляли из охотничьего ружья, не пистолета и не автомата. Валентин высказался проще:
– Из чего бы ни стреляли, мотать надо. И побыстрее.
Я опять позвала Маринку. Она не отзывалась и лежала абсолютно неподвижно. Вот ведь невезуха… И что мы скажем летчику?
Правда, сейчас главной задачей было дотащить до дома поэта и самим дойти в целости и сохранности. Я добралась до сидевшего в снегу Олега Владимировича маленькими перебежками и притаилась у земли, скрываясь от стрелка под деревом. Поэт посмотрел на меня полными боли печальными глазами.
– Умираю… – простонал. – Думал ли я, что встречу свой конец в тайге?
– Так, хватит, – резко сказала я. – Вы не умрете.
– Милая девушка, у меня пуля…
– Я вам ее выну.
– Чем? – поэт аж выпрямился и тут же застонал от боли.
– Найду чем.
Я тихо крикнула Валентина и Пашку. Они тоже приблизились к нам мелкими перебежками и сели на корточки за ближайшими деревьями.
– Лучше, если вы будете поддерживать его с двух сторон. Так и доведете его.
– Я… – открыл рот поэт.
– У вас ноги целы, – заметила я. – А нести вас будет проблематично. Подъем!
Ребята помогли поэту встать и первыми тронулись в обратный путь. Потом шла Алена с Арсением, последними мы с Татьяной. Татьяна держала пистолет, мы постоянно оглядывались, но нас никто не преследовал и между деревьев не мелькал. Больше не прозвучало ни одного выстрела.
В доме мы тут же поставили полную кастрюлю снега на плиту, в которой быстро развели огонь. Алену отрядили готовить обед. Поэта посадили в каминном зале на шкуру. Пашка тут же развел камин. Мы с Татьяной помогли Олегу Владимировичу раздеться. Валентин тем временем принес аптечку – то, что осталось из прихваченного в полет. У нас с Татьяной с собой тоже были лекарства, но ничего не предназначалось для лечения пулевых ранений. Вот если вдруг после мяса из бочки будем маяться животом…
– Паш, принеси одну простыню сверху, – попросила я. – Разорвем на бинты.
Но йод был, и зеленка была, не говоря про водку, которую поэту влили в качестве анестезии. Ею же для начала промыли и рану. Поэт верещал.
– Юлька, чем ты собираешься из него пулю вытягивать? – спросил Арсений.
– Ты когда-нибудь пули из человека извлекала? Или по крайней мере видела, как это делается? – поинтересовался Валентин.
– Видела, – сказала я, но не стала уточнять, что при мне это делал патологоанатом в морге. – Пинцета ни у кого нет?
Татьяна предложила маникюрные ножницы.
– Тащи, – велела я.
Подруга вскоре вернулась с косметичкой.
Поэт попросил еще водки. Ему дали. Я рукой ощупала его бок и пулю почувствовала. Она зашла недалеко. Как я поняла из личного опыта работы в «Криминальной хронике», от пулевых ранений меньше страдают тучные люди: пуля далеко не всегда доходит до жизненно важных органов или даже костей. Одному очень толстому дядьке (директору предприятия) просто повезло: пуля прошла по животу по касательной. Стройный человек был бы мертв. А этот весельчак теперь обычно на пьянках свое брюхо демонстрирует, а врачам, которые говорят, что ему худеть надо, отвечает: лучше быть толстым и живым, чем худым и гнить на кладбище.
Но это все лирика, а мне требовалось извлечь пулю. Татьянины ножницы продезинфицировали в водке. Я уже была готова приступить к делу, когда Татьяна сказала:
– А ведь у Маринки тоже должна быть косметичка. Может, у нее с собой целый маникюрный набор с пинцетом?
– Сходите поищите, милая девушка, – пролепетал поэт, видимо желавший всеми способами отсрочить процедуру извлечения пули.
Татьяна пошла, но долго не возвращалась. Когда вернулась (с пинцетом!), то сообщила, что у летчика снова жар и она дала ему аспирину.
Я продезинфицировала пинцет и приступила к делу. Поэта держали вчетвером: Пашка, Татьяна, пузатенький и Валентин. Мне хотелось материться, но я работала. Олег Владимирович стонал, потом стал читать Пушкина. Арсений подключился. Потом вступила Татьяна. Валентин молчал. Я подняла на него глаза и увидела, что он смертельно побледнел.
– Эй! – позвала я.
Он не смог ответить, выпустил раненого и рухнул в обморок. Не все мужики выдерживают вид крови.
– Алена! – рявкнула я.
Девушка прибежала. Я велела ей занять место Валентина. Компания снова начала читать Пушкина. Алена подключилась. Потом перешли на Лермонтова. Правда, неудачно выбрали стихотворение: «На смерть поэта». Живой поэт быстро пришел в нервозное состояние, но тут Пашка предложил прочитать то же самое в переводе на блатной язык – и увлек народ блатной лирикой. Пашка помнил не все стихотворения на блатном языке, но среди них была «Малява Татьяны». Затем, чтобы отвлечь Олега Владимировича от грустных дум, оператор стал знакомить народ с некоторыми блатными эквивалентами ряда современных понятий.
Например, оператор пояснил, что кровати, установленные в наших спальнях, можно назвать «Ленин с нами». Так называется широкая постель, на которой можно спать втроем. Алену и других поклонниц, разъезжавших с Артуром Небосклоновым по городам и весям, в принципе можно было бы назвать «разъездными раскладушками», хотя так обычно именуется секретарша, которая сопровождает начальство в деловых поездках и выполняет там вполне определенные обязанности. А «базар фуфлометов» – это Государственная дума.