Через рамку-то как-то прошел этот неизвестный Марушкин? От металлоискателя и «золотой» пропуск не избавляет. Значит, металла при нем нет. А если — шизик с пластиковой взрывчаткой? Нет, но это же определенно Пашкин доверенный человек. Ладно, станем держать ушки на макушке, не пальцем деланы, в конце-то концов. По мордасам не разучились щелкать…
Дверь бесшумно приоткрылась. В кабинет непринужденно ввалился тощий, как жердь, юнец с реденькой окладистой бородкой и жидким хвостиком на затылке, весь из себя джинсовый, вертлявый, на первый взгляд — совершенно несерьезный и уж никак не годившийся в деловые партеры матерому шантарскому негоцианту. Вьюнош волок три больших плоских пакета, довольно громоздких, два в правой руке, один в шуйце.
Проводив дерзким взглядом Жанну, странный гость как ни в чем не бывало поинтересовался:
— Пал Иваныч, вы мне эту фемину не одолжите в качестве натурщицы? Вечеров на пару.
— Самим жрать нечего, — беззлобно хмыкнул Петр, с интересом разглядывая визитера.
— Понятно, понятно, вопрос снимается… — Загадочный Марушкин плюхнулся в кресло, вытянул ноги, ловко вытряхнул из пачки сигарету прямо в рот. — Где-то у вас зажигалочка была? Ага, вот…
Он разбросал руки на широких подлокотниках, задрал голову к потолку и принялся пыхать сигаретой, не обращая внимания на пачкавший колени пепел. Петр все еще гадал, какие слова пустить в ход, чтобы не выдать, что представления не имеет ни о личности гостя, ни о цели его визита.
— Зря вы с Вовкой-халтурщиком связались, — Марушкин ткнул пальцем куда-то за плечо Петра. Ага, это он на семейный портрет показывает. — У него одно да потому — Валеджио-Архилеос, Архилеос-Валеджио. А Архилеос, между прочим, выдумкой не блещет. Читал я его интервью с подробными иллюстрациями творческой манеры. Он ведь, обормот, вырезает из журналов голых баб, а потом подрисовывает к ним все эти кольчуги… Сам подробно расписывал процесс. Ну, а Вовка под него молотит со страшной силой. Я бы вам изобразил в любом стиле, хошь Дали, хошь товарища Микель-Антона…
Он держался, как человек совершенно свойский. Поразмыслив, Петр решил перехватить, наконец, инициативу. Он тоже закурил и спросил деловито:
— Ангел мой, ты слышал, что я немного башкой приложился?
— Весь город говорит.
— Ну вот, — сказал Петр. — Умом я не подвинулся, вот только стала что-то злить пустая болтовня… Давай о деле. Про Вовку потом поговорим.
— Опаньки! Елы-палы! — воскликнул Марушкин с видом уязвленного самолюбия.
— А я что, потрепаться зашел от нечего делать? Вот они, все три, — он похлопал по одному из прямоугольных пакетов. — И если вам не понравится, Палваныч, то выписывайте вы себе из столиц Цинандали или Глазуньева. Только они ж мэтры, они не станут за пятерку душу бессмертную продавать, это я, сирый и убогий юный талант, на всякие авантюры соглашаюсь, утешая себя тем, что и великий Бенвенуто не чурался тогдашний уголовный кодекс то и дело нарушать.
— Ты потише… Бенвенуто, — сказал Петр на всякий случай. Ему не понравилось упоминание об авантюре и явственные аллюзии насчет уголовного кодекса.
— А вы что, кабинет не почистили?
— Почистил, почистил. Все равно, соблюдай благопристойность.
— Есть соблюдать, — шутовски отдал честь странный юнец. — Будете смотреть, Палваныч?
— Валяй, — кивнул Петр, довольный собой, — пока что никаких недоразумений не возникло, все шло. как по писаному.
Юнец вскочил, присел на корточки возле пакета, достал крохотный перочинный ножичек и принялся шустро резать шпагат, которым прямоугольный предмет был увязан крест-накрест. Петр осторожности ради подошел вплотную, готовый немедленно двинуть хилому ногой по зубам, если там и в самом деле что-нибудь вроде бомбы.
Зря беспокоился. В пакете оказалась картина. И во втором. И в третьем. Прислонив полотна в простых крашеных рамках к креслу, выстроив их в рядок. юнец отступил на шаг, сложил правую ладонь трубочкой, глянул, словно в подзорную трубу:
— Работа на пятерочку, Палваныч, оцените… Петр присел на корточки, присмотрелся. Первая картина, как он после некоторых раздумий сообразил, изображала букет в вазе, вторая — одинокий цветок на трехцветном фоне, а у третьей не было ни сюжета, ни осмысленной композиции — попросту несколько ярких, геометрически правильных пятен на столь же ярком фоне в виде желтых и розовых треугольников.
Нельзя сказать, что он был в живописи совершеннейшим профаном, но его стойкий плебейский вкус восхищали лишь совершенно осмысленные, четко выписанные образы: море и корабли Айвазовского, пейзажи Левитана, богатыри Васильева. И прочее в том же духе. Во всевозможных «измах» он был не силен, делая исключение лишь для Рене Магритта, — да и то потому, что у Магритта все опять-таки было четко прописано. Перед ним же был классический который-то «изм», оставлявший равнодушным.
— Что это вы лицом нахмурились? — углядел его реакцию ушлый юноша. — По-моему, получилось отлично. Взгляните.
Он достал из потрепанной пластиковой папочки яркий большой буклет, не глядя, раскрыл на нужной странице, подсунул Петру под нос. — Все наличествует. «Ваза», «Орхидея», «Размышление».
Петр перелистал буклет. Так, Юрий Филиппович Панкратов, судя по датам, скончавшийся в прошлом году. Ну да, на всех трех полотнах значится «Панкр» с характерным росчерком вместо недостающих букв. Участник выставок в Париже, Нью-Йорке… Ишь ты, похоже, и в самом деле нешуточный мэтр, полмира объездил, автор текста употреблял исключительно превосходные степени… Вот она, «Ваза», вот и остальные две…
— Внимание! — торжественно объявил Марушкин. — Демонстрирую изнанку.
Он присел, одну за другой перевернул картины изнанкой. Вот-те нате… С оборотной стороны красовались изображенные в той же манере цветы, яркие круги, выгнутые, деформированные треугольники и прочая геометрия.
— Пожалте-с! — ликующе возгласил Марушкин. — В точности, как требовал заказчик. Все замотивировано. Панкратов, когда был еще молод и нищ, частенько рисовал на холстах с двух сторон. Потому что денег не хватало, приходилось изворачиваться. Подчеркиваю особо: даты на полотнах полностью соответствуют прототипам, сиречь оригиналам. Все до единой. Ни с какой стороны не подкопаешься. Неделю в галерее торчал и с замшелыми панкратоведками точил лясы.
«Ах, так это подделка?» — наконец осенило Петра. Все к тому…
— Ну посмотрим, посмотрим… — ворчливо прокомментировал он, притворяясь, будто вдумчиво изучает полотна с обеих сторон. — Надо сказать, недурственно…
— Ничего себе эпитет! — возмутился Марушкин. — Всего-то? Я, как конь. старался…
Поняв, что его догадка подтвердилась полностью — но все еще гадая, что же дальше, — Петр придал себе небрежно-задумчивый вид, пожевал губами, почесал в затылке: