Импортный газовый револьвер с укороченным дулом, черные пластмассовые коробочки с прозрачными крышками — газовые патроны, сигнальные, патроны с резиновыми пулями. Ствол выглядит так, словно его сто лет не брали в руки, если вообще озаботились хоть раз зарядить и проверить. Правда, полностью исправен — Петр не удержался, проверил.
Тоненькая стопка деловых бумаг — ничего интересного, счета и подтверждения каких-то поставок. Лист, на котором Пашкиной рукой небрежно написан с десяток греческих имен и фамилий: Спи-рос Манолидис, Микис Теодору, Костас Васили-дис… И так далее. К чему сие, решительно непонятно. Вроде бы у Пашки были какие-то дела со родиной Гомера…
Синяя коробочка с золотыми сережками — вряд ли это подарок для Кати, очень уж незамысловаты и дешевы, скорее уж сувенир для непритязательной Жанночки или ей подобной. Все. Где же может таиться чертова кассета? Не спрашивать же Фомича…
Закурлыкал селектор. Петр уже научился худо-бедно с ним обращаться, на сей раз безошибочно угодил пальцем в нужную клавишу.
— Павел Иванович, ваша супруга на линии… — прощебетала Жанна.
— Соединяй.
— Почему ты молчал, не рассказал, что случилось? — едва ли не кричала Катя.
Ну вот, то ли доброжелатели с языками без костей, то ли прорвалось в прессу…
— У меня? — этак недоуменно спросил он. — Ничего не случилось, с чего ты взяла?
— У нас только об этом и говорят… Что в тебя вчера стреляли, что было покушение… И молчал!
— Катенька, милая, — проговорил он насколько мог убедительнее. — Ты же у меня умница. Помнишь детскую игру в испорченный телефон? Ну вот…
— Но ведь передавали, оказывается, по телевизору. В полдевятого утра, в «Горячих новостях»…
«Убивал бы репортеришек», — подумал он. И продолжал столь же беззаботно:
— Да ну? И что там такое говорили Невзоровы наши доморощенные?
— Что в тебя стреляли на выходе из офиса. Что это покушение, заказное…
— Катька, я тебя выдеру, — рассмеялся он. — Все-таки мы уже в том возрасте, когда не следует верить каждому слову. И уж тем более поднимать панику.
— Что же, врут?
— Ну, не совсем, — рассудительно сказал он. — Какой-то псих и в самом деле устроил пальбу из газовика, неподалеку от офиса, но не в меня, а в воздух. Кажется, наркоман обкурился… Или пугал с пьяных глаз жену, ревность взыграла. Его быстренько повязали… А дальнейшее — продукт идиотского усердия наших славных правоохренительных органов и страсть журналюг к высосанным из пальца сенсациям… Ты сама-то передачу смотрела?
— Нет. Но у нас все говорят…
— Ох, да верь ты больше вашим впечатлительным бабам… — засмеялся он с должной искренностью. — Там говорилось исключительно о выстрелах средь бела дня… Понимаешь? И не более того. А уж потом раздули до небес…
— Правда? — спросила она, немного успокоившись.
— Ну конечно. Меньше слушай сарафанное радио. Ваши кумушки тебе наговорят…
— Паша. — сказала она, уже окончательно успокоившись, судя по ровному голосу. — Я так переволновалась… Подумала, что вчера вечером ты и в самом деле был какой-то не такой… Напряженный весь…
— Вот что, — сказал он быстро. — Мне сейчас совершенно нечего делать, я в три минуты организую звоночек тебе на работу со срочным вызовом в мэрию — и двинем-ка мы с тобой куда-нибудь в зоопарк. Как простые обыватели. Погуляем, мороженого поедим, на теплоходе, который гостиница, в эту пору всегда половина номеров свободна… А?
— Мне больше всего нравится последний пункт, — засмеялась она уже вполне спокойно. — Скитаться с собственным мужем по нумерам — в этом есть что-то возбуждающее. Делай звоночек, жду…
«А ведь это она обо мне беспокоилась! — не без гордости подумал Петр, запирая сейф, не содержавший ровным счетом ничего интересного. — Обо мне!»
В штаб-квартире концерна, носившего имечко исторического меча, уже стали привыкать к новым реалиям, то есть отключившемуся от дел текущих боссу. Никто не рвался на прием, никто не тряс требовавшими немедленного решения бумагами. Однако Петр все же добросовестно торчал в кабинете — ради Пашкиного же блага, чтобы подчиненные не разболтались. Старые армейские порядки, он давно успел убедиться, пригодны и во множестве случаев из цивильной жизни. А одно из древнейших установлении военного народа в том и состоит, что хороший командующий (пусть даже он дни напролет трескает в шатре винище и заваливает сговорчивых маркитанток) обязан обозначить свое присутствие в лагере или штабе. Появиться с чрезвычайно деловым видом, рыкнуть на оплошавшего капрала в неначищенных прохарях, распечь парочку генералов, озабоченно-деловито похлопать по крупу обозного коня, чиркнуть пальцем по дулу пушки в поисках пыли — и все, можно бездельничать. Главное, сверху донизу моментально пронесется по узун-кулаку сигнал тревоги: «Старый хрен появился!» Если есть толковые полковнички и поручики, дело пойдет по накатанной. Если господа штаб— и обер-офицеры нерадивы — все равно как-нибудь устроится…
Каждый день он около часа просиживал в кабинете. листая свежие газеты и лениво ломая голову, куда подевался Пашка. Даже посвященный во все тайны Косарев его не беспокоил. И потому Петр не на шутку удивился, когда взмяукнул селектор и Жанна объявила:
— Павел Иванович, к вам Марушкин. Это было произнесено таким тоном, словно Петр сам должен был отлично знать, что это за Марушкин такой. Но в том-то и соль, что он понятия не имел… Поколебавшись, небрежно-вялым тоном переспросил:
— Кто-кто, лапа?
— Марушкин, — настойчиво повторила Жанна. — Этот, который художник. Вы ж сами ему выдали «золотой» пропуск, вот и проскочил вахту, без записи и согласования… Принес аж три свертка. Какие будут распоряжения?
Он лихорадочно прикидывал. «Золотой» пропуск, Петр уже знал, — здесь привилегия редкостная. Ежели Пашка его выдал, значит, человечек этот пришел не с пустяками. Облечен личным доверием и все такое прочее. Не пускать? А вдруг этим что-то в Пашкиных планах серьезно нарушишь?
— Косарев где? — спросил он.
— В «Шантарском кредите». Должен вернуться минут через сорок. Вы ж говорили, чтобы Марушкина — беспрепятственно…
— А разве я сейчас что-то другое говорю? — хмыкнул Петр, уже решившись. — Ладно, запускай.
— Охрану не вызывать, чтобы эти свертки проверили? Вы тогда особо подчеркивали, чтобы я не вздумала… Только вот как мне быть после вчерашнего… — Она тактично оборвала фразу на полуслове, явно не подыскав удобного эвфемизма для вчерашней заварушки. — Вообще-то, и так видно, что там картины, я потрогала…
— Ну, тогда запускай, — повторил Петр.