Веревка перехлестнула деревце и намоталась на ствол. Цыган подергал ее — крепко держит. Видно, Бог с ними, они спасутся. Рамир взял крестик, медленно поднес к губам — пусть им повезет! — и позвал свистящим шепотом:
— Куряга, бери Грыжу и идите вперед!
Патлатый свободовец не заставил просить себя дважды, подхватил под мышки Грыжу и, когда тот кое-как вцепился в веревку, стал подталкивать его вверх. Подошвы младлея заскользили по листьям-лезвиям, он накренился, выбросил руку, чтобы не упасть…
У подножия холма столпились сталкеры, наблюдая за ним, из ложбины продолжали выползать отставшие. Ботаник дернулся вперед, пытаясь подхватить Грыжу, встал в растущий у самого склона островок высокой травы.
Лезвия-стебли подскочили, словно распрямившаяся пружина, и пронзили ладонь младшему лейтенанту, тот вскрикнул.
— Лежать! Ни слова! — зашипел Цыган, валясь в траву.
Упал Ботаник, легли сталкеры, Куряга повалился у склона — и Грыжа рухнул на стоящие торчком ножи. Лезвия бесшумно вошли в тело, свободно разрезав одежду. Цыгану на щеку брызнула кровь. Потемнело в глазах, он сжал зубы до скрежета. Что это было?! Он понятия не имел, что трава-лезвия может так делать! Она что, не просто растет, еще и срабатывает, как аномалия какая-нибудь? Если наступить на какую-то нужную точку, как только что Ботаник? Что за точка, как ее определить, вычислить?
Грыжа не издал ни звука. Цыган приподнял голову и посмотрел — не на младшего лейтенанта, на вышку. Другие тоже уставились туда со страхом и надеждой: может, не услышали, может, не заметят?
Часовой, хорошо видный в лунном свете, стоял спиной к реке, лицом к холмам, выпрямившись, приложив ладонь козырьком ко лбу.
Секунда растянулась в столетие — она все тянулась и тянулась. Глаза заболели, подсохшую роговицу словно песком присыпало, но Цыган боялся даже моргнуть.
Часовой опустил руку, подошел к самой ограде, постоял. Затем снял с ремня на груди что-то и поднес ко рту… Рация!
У Рамира все оборвалось внутри, он мигом ощутил покрасневшие, распухшие от холода пальцы на руках, ощутил движение ночного воздуха на горячем от волнения лице. «Что делать? — заметались лихорадочные мысли. — Бежать? Драться? Заметили нас или нет?» Сердце заколотилось в груди, как раненая птица. Добежать до вышки, забраться по сосне и прикончить часового? Да нет, не успеть, и заметит. Карабкаться вверх, в надежде, что, когда прибежит по тревоге весь лагерь, они уже будут за холмами? Но генерал станет преследовать их и в Могильнике, Цыган не сомневался. Нет, надо лежать тут, не двигаясь, не дыша, переждать — возможно, это ложная тревога, часовой мог связываться с кем-то и не из-за них. Главное — не поддаться панике и не выдать себя. Сначала надо понять…
В какой-то избе хлопнула дверь. Цыган облился холодным потом. Он боялся дышать, ночной воздух застыл в ноздрях, словно клей, ни туда ни сюда. Он боялся обернуться и только молился, чтобы никто, ни один чертов сталкер не пошевелился!
От крайнего дома в деревне отделился силуэт, кто-то шел от лагеря к вышке. «Смена? Проверка? Любовница? Тьфу, что за идиотские мысли лезут! Прочь панику!» Но сердце бухало как бешеное, Цыгану казалось, что его слышно за сто метров, кровь бурлила в венах, требуя движения, даже руки согрелись, холод ушел из тела. «Бежать! Бежать! Бежать!» — гремел пульс в висках.
Человек из лагеря подошел к вышке и полез по веревочной лестнице. Рамир видел висящий у него за спиной автомат, ствол иногда поблескивал в лунном свете. Затем набежали облака, и видно стало хуже. Военстал забрался на площадку, подошел к часовому. Тот указал куда-то в сторону холмов. «Засекли!» — едва не подпрыгнул Цыган. Протасовцы стали вдвоем всматриваться в темноту. Затем тот, с автоматом, спустился и вернулся в лагерь.
Голова лопалась от панических мыслей, а тело разрывал адреналин. Сзади послышалось шевеление.
Военстал скрылся в лагере. Часовой постоял — и вернулся к созерцанию реки в свете прожектора.
«Прожектор! — промелькнула спасительная догадка. — Они не поворачивали прожектор! Значит, не заметили!» Цыган перевел дух, сел, рукавом отер обильный пот с лица. Рука дрожала. Он на карачках подполз к Грыже. Младший лейтенант был жив, но на издыхании. Он посмотрел на Цыгана и жалко улыбнулся. Губы долговца были изгрызены в лохмотья. Рамир с трудом сглотнул комок в горле. Маленький суетливый Грыжа спас их ценой собственной жизни.
Окровавленные губы шевельнулись, но изо рта сталкера не вылетело ни звука. Цыган наклонился над ним, шепнул умирающему на ухо:
— Спасибо. Тот вздрогнул всем телом и обмяк, словно бы ждал именно этого момента.
Цыган тронул носком ботинка уткнувшегося лицом в траву Ботаника, который обхватил голову и покачивался из стороны в сторону, едва слышно мыча. Патлатый свободовец, лежавший рядом, поднялся, посмотрел в лицо Грыже и пожал плечами.
— Бедняга, — пробормотал он. Рамир подхватил Ботаника под мышки:
— Не время рыдать! Бежим! — И прислушался, на миг охваченный тревогой: вдруг все-таки заметили и сейчас в лагере зазвучит сирена, побегут люди, защелкают выстрелы…
«Да нет, сирена включилась бы давно», — одернул он себя и с силой тряхнул Ботаника. Ноги парня сползли с островка травы, и стоящие торчком лезвия медленно, с едва слышным шорохом, опустились.
— Эта штука включает аномалию, — рыдающим голосом пробормотал Ботаник. — Я понял слишком поздно… Он умер из-за меня…
— Не время, — повторил Цыган, начиная раздражаться. Они были слишком близки к свободе, чтобы распускать нюни. — Все эмоции потом! Ты не мог этого знать!
— Я мог бы догадаться… — Ботаника затрясло. — Я мог бы!.. Куряга с разворота ударил его по губам.
— Закройся! Или ты хочешь теперь всех нас погубить?
Лаборант уставился на свободовца, словно обдумывая новую мысль, и наконец заткнулся. Цыган с благодарностью кивнул Куряге, велел лаборанту:
— Смотри, чтобы больше никто сюда не встал! Сможешь? Ботаник закивал.
— Тогда я пошел. — И Рамир, покрепче взявшись за связанную из рубашек веревку, ступил на склон.
Трава скользила, приходилось напрягать все мышцы, чтобы удержать равновесие. Медленно, но верно поднимался он к вершине. Деревце гнулось, но держало. Вот уже показались облетевшие кроны какого-то леса, растущего за холмом, высокого, напомнившего Цыгану Мозголом. Тошнота подкатила к горлу, Цыган сглотнул. Не сейчас, он вспомнит про те приключения потом. Как и про эти. Когда будет сидеть где-нибудь в баре, тянуть хороший коньяк, закусывать лимоном с кофе и солью… Вот и вершина, вот и раскинулся перед ним Могильник — холмы и долины, затянутые туманом, который так сильно искажал все формы, например дерево становилось похоже на человека и…
Из-за дерева выступила фигура в камуфляже с направленным Цыгану в голову автоматом, следом еще несколько. «Не обманул туман», — с сожалением подумал Цыган, вылезая на плоскую, как блин, вершину и окидывая взглядом окрестности. По холмам были проложены доски, между ними перекинуты деревянные мостки, и здесь стояли часовые — еще один охранный периметр. Цыган плюнул с досады и злости. Как он мог не подумать об этом! Из-за спин целящихся в него военсталов вышел генерал Протасов.