Архивариус друзей тяжелым взглядом и вздохнул.
– Ну, вот, – сказал он. – Разминка закончилась. Теперь начинается собственно Игра…
Генерал спал на раскладушке в штабной палатке неровным, тревожным сном, когда его разбудил чей-то истошный крик. Рука сама потянулась к обернутой портупеей кобуре, что заменяла ему подушку. Только сняв с предохранителя именной «макаров», генерал открыл глаза.
В маленькое окошко, прорезанное в брезенте, светила луна.
Генерал окликнул адъютанта. Ответом была тишина ночи, нарушаемая только поквакиванием лягушек. Он поднялся, завернулся в казенное одеяло и вышел на улицу.
Было довольно свежо. Но не это волновало генерала, а отсутствие часового, который должен был стоять на своем посту неподалеку от штаба.
– Бардак, мать вашу, – пробормотал генерал, с подозрением оглядываясь по сторонам.
Поиграв пальцами ладони, он убедился, что рукоятка пистолета удобно лежит в руке.
– Ну, ладно, – сказал себе генерал. – Посмотрим, что это за крикуны у нас завелись…
Проходя вдоль рядов бронетехники, генерал почувствовал, что что-то вокруг изменилось. Он недоуменно оглядывался, прислушивался, даже принюхивался, но понять ничего не мог.
Когда же понял – его посетило давно уже забытое чувство страха.
Все до единого часовые пропали.
Что это означало, генерал еще не понимал. Но уже почувствовал приближение беды.
Он скинул с плеч одеяло и поднял пистолет, водя им из стороны в сторону. После чего короткими перебежками двинулся в сторону «караулки». Возле палатки, приспособленной под помещение, где должны были отдыхать бойцы, в ожидании смены караула, он увидел несколько брошенных прямо на землю автоматов.
Сработали какие-то, годами выработанные, инстинкты. Не разбираясь в сути происходящего, он бросил пистолет, поднял с земли «Калашников» и передернул затвор. В это момент позади послышались отчетливые звуки движения.
Генерал обернулся.
Его взгляду явилась огромна зловещая тень. В свете луны она недвусмысленно намекала на свое демоническое происхождение: коротенькие рожки на вытянутом черепе и огромные перепончатые крылья…. Тень излучала буквально физически ощущаемый ужас. В мозгу раздался навязчивый шепот: «умри… умри…умри…»
– Какого черта! – сказал себе генерал и расстрелял тень из автомата одной длинной очередью. Та ойкнула, как-то обмякла, ее крылья опали, словно тряпки. Раздался характерный звук упавшего тела.
Сердце бешено колотилось, страх сковывал движения. Но генерал стиснул зубы и подошел ближе.
На земле лежал мертвый человек. Весь в крови, в рваных ранах от пуль калибра 5,45.
Голый.
Но совершенно обычный человек.
– Твою мать! – выругался генерал и бросился в караулку.
То, что он увидел там, потрясло его не меньше, чем зрелище убитого оборотня.
Около десятка солдат забилось в дальний угол палатки. Они сидели буквально друг на друге и бездумно копошились, словно клубок змей. Здесь, кстати, был и его адъютант. Увидев генерала, все протяжно завыли, с ужасом глядя на него безумными глазами, и тени от поднятых в страхе рук в свете тусклой лампочки метались по брезентовым стенам, создавая еще более сюрреалистические образы.
– А ну, отставить скулеж! – заорал генерал, и понял, что изо рта у него вместо слов вылетает только отвратительное шипение. Бойцы в своем углу закопошились активнее, многие плаксиво запричитали. Некоторые заплакали.
Генерал посмотрел на свои руки и от неожиданности выронил автомат: пальцы его были черны, покрыты мелкой шерстью и заканчивались острыми скрюченными когтями.
– Отста-а-авить! – невероятным усилием воли генерал заставил себя выдавить из горла это слово, и понял, что язык в его рту стал длинен и раздвоен на кончике. В ярости генерал топнул ногой и гулко хлопнул могучими крыльями, от чего по палатке пронеслась волна ветра и заколыхались стенки.
Каким-то непостижимым образом облик убитого им монстра передался ему. Вместе с обликом передалась и какая-то новая звериная ярость, которую генерал сдерживал с огромным трудом.
– Отставить! – проорал генерал.
Он стал чудовищем, но не перестал быть командиром.
И всем теперь придется с эти мириться.
Адъютант производил доклад и при этом боялся поднять взгляд на начальство. Он сам не мог понять, что все еще заставляет находиться его здесь, в этом аду, а не бросить все к чертям собачьим, и убраться, куда глаза глядят. Пока не поздно…
Но, видимо, такова сила настоящей армейской присяги и субординации. Начальство всегда остается начальством, даже если его сущность написана на лице, и шеф является, по сути, воплощением черта на земле. А может, и им самим…
Вон он, словно каменный демон на фасаде Собора Парижской Богоматери, сидит за ставшим совершенно неуместным письменным столом. И это зрелище почему-то не оставляет у посетителей ощущения комичности. Скорее, суеверного страха и робкой покорности…
– Докладывайте… – прошипел генерал и непроизвольным движением скрюченных когтистых пальцев снял стружку с крышки стола.
Адъютант судорожно сглотнул и продолжил:
– Сегодня ночью третья рота самоходных зенитных установок «Шилка» сбила неопознанную низколетящую цель, пытавшуюся прорвать оцепление и вылететь за границы зоны локализации…
– Короче! Что это было? Самолет?
– Если бы… Это был…
– Да не тяните вы кота за хвост…
– Что-то типа… дракона.
– Тьфу! Так бы сразу и сказал. Тоже мне – удивил… Пятого за неделю сбивают, а он все таинственное лицо делает…
Адъютант недоуменно поморгал и пробормотал:
– Извините… У меня не было такой информации…
– Что мне делать с твоим «извините»? Что мне вообще с вами со всеми делать? Если вы, как дети малые, уродов всяких боитесь, оружие бросаете, под кровати прячетесь и в штаны со страху делаете?!
– Я не называл вас уродом…
– Что?!.
– Ой, извините…
– Да что ты заладил – «извините», да «извините»?! Ученых наших подгони – пусть быстрее разбираются со всей этой чертовщиной. А, впрочем, нет. Зови их сюда. Бегом!
…Ученые за долгое время своих бесполезных, в общем-то, исследований и обследования в психиатрической лечебнице после злополучного похода в зону Локализации ничуть не изменились – ни в одежде, ни во внешности. Разве что бородатый стал еще более седым, а молодой – еще более тощим. Новый, довольно экстравагантный имидж генерала их не смущал, вызывая в их взглядах, скорее, профессиональный интерес.