– Докладывайте, – прохрипел генерал. – Как продвигаются исследования?
Ученые скривились: им по-прежнему ужасно не нравилось армейское словечко «докладывайте». Но седой предпочел ответить по существу:
– Определенные успехи, конечно, есть… То есть, я не могу сказать, что это, строго говоря, собственно успехи… Скорее, некоторые достижения…
– Не темните, – оборвал седого генерал. – Говорите прямо: что удалось выяснить? И… гм… как мне самому вернуться в норму… Вы меня понимаете?
– Да, конечно… – легко отозвался седой.
Молодой тем временем с тоской смотрел в брезентовое окошечко на плац, где при помощи бензопил разделывали огромную, отвратительно воняющую, тушу расстрелянного «Шилками» дракона.
– Мы и раньше предполагали существование некоего поля неизвестной ранее природы, что возникло в зоне Локализации. По нашим данным, именно оно влияет на восприятие реальности тем или иным образом. А может – и на саму реальность. Но только теперь у нас появились приборы, способные это поле улавливать.
– Приборы? – заинтересованно сдвинул черные брови генерал и сверкнул красными «белками» глаз. – Это интересно…
– Да! – воскликнул седой. – Безумно интересно! Если я расскажу вам о природе этого поля – вы просто не поверите…
– И не пойму ни хрена! – отрезал генерал. – Да на черта мне это сдалось? Ответьте одно – можно ли с этим вашим полем бороться? Когда оно исчезнет и исчезнет ли вообще?
Седой поерзал на казенном стуле и ответил:
– Мы не знаем, когда оно исчезнет. Можем сказать только одно: Локализацию надо было расширять. Мы не успели отойти назад…
– Что?!
– Площадь поля начала расти. И ваша… м-м… новая внешность – прямое следствие этого.
– Выходит, если я выеду…
– …за границы Локализации, то снова станете нормальным человеком. Но вы помните? Никто из пределов действия этого поля до сих пор не возвращался… Кроме этих драконов, подземных чудищ… И этих… Кочевников. Но они и сами не знают, как здесь очутились…
– Вы забыли самих себя и бойцов спецназа, – сказал генерал.
– Вы правы, – кивнул седой. – Мы считаем, что все, произошедшее с нами – плод массовой галлюцинации. А в действительности, мы так и не были в пределах МКАД…
– У меня другая теория, – вставил юноша. – Я считаю…
– Мне не надо теорий! – рявкнул генерал так, что ученые в испуге попятились. Изо рта генерала тонкой струйкой потекла кипящая слюна. Он невероятным усилием воли сдерживал в себе желание убить этих негодяев-научников. И не потому, что он не был доволен результатами исследований.
А потому, что просто безумно хотел убить и сожрать человека…
– И патроны на этих драконов вы тратили зря, – нагло вставил молодой. – Уверен – вылети эти «птички» наружу – стали бы вновь какими-нибудь голубями или воронами…
– Так вы полагаете…
– Да. Здесь совершенно другое восприятие реальности.
– А может – и вовсе другая реальность…
Генерал смотрел в стену, на которой висела большая тактическая карта. Он уже не мог сдерживать себя.
– Идите работайте, – быстро сказал он. – И пришлите сюда начальника караула.
Ученых не пришлось долго уговаривать. Они исчезли, и вскоре в палатке появился перепуганный начальник караула.
– Товарищ генерал! – выпалил он. – Капитан Егоров по вашему приказа-а-а-а!..
Ярость чудовища в звании генерала, наконец, нашла выход. Виновный во вчерашнем происшествии был примерно наказан, а генерал, наконец, утолил свою жажду крови.
Он склонился над истерзанным телом капитана Егорова и прислушивался к тому полузабытому с Афгана сладостному ощущению убийства, что сейчас было многократно усилено, и приятнее чего на Земле быть просто ничего не могло.
Это было настоящее генеральское чувство.
– И чего ты добился своими злодеяниями, Игрок номер четыре? Игра и без того выдалась трудная…
– Игра без правил всегда трудна и непредсказуема, не правда ли Арбитр?
– К чему ты клонишь, безумный? Какого результата ты хочешь достигнуть? Для победы в Игре тебе вовсе не обязательно совершать те отвратительные вещи, что ты уже сделал и еще, видимо, собираешься совершить…
– А кто тебе сказал, маг, что я настолько хочу победить в Игре?
– Как? Ты не хочешь победы?…
– Ты меня не понимаешь, наивный маг. Я хочу победы. Но не в этой жалкой Игре.
– Чего же ты хочешь?
– Я хочу победы над вами. Над магами…
– Игрок, ты обезумел?!
– Нет, обезумели вы, когда предоставили людям возможность самим управлять стихиями, о которых они не имеют никакого представления и о чем вас и не просили вовсе. Тогда, когда вы ограничили свое вмешательство формулами и правилами, забыв, что больше всего на свете люди любят нарушать правила и запреты…
– Игрок, ты много на себя берешь! Не боишься расплаты? Ты ведь всего лишь один из нескольких Игроков. И вероятность твоей победы…
– Я сделаю все, чтобы остаться единственным. И когда я найду Магистра, у Игры будут мои и только мои собственные правила…
– Игра ведь закончится, Игрок…
– Но мне вполне хватит выигранных магических способностей. Ведь вам нечего мне возразить? Главное для мага – не нарушать однажды данного слова. Ведь верно?
– Одного я не понимаю… Как Великий дух мог допустить такого мерзавца, как ты в роли Игрока… Не понимаю…
– Думай, Арбитр, думай. У тебя осталось совсем мало времени… Посмотри вниз, на город, который ты должен был защищать от чрезмерного зла. Ты думал, что со злом можно играть, дозируя и распределяя его, словно яд в пробирке?
– Мы делаем так тысячи лет…
– Но ведь времена меняются, верно? И сейчас у меня в руках твой магический амулет, а на тебе – мое заклятье. И мы проверим, сможешь ли ты при таких МОИХ правилах летать, как птица.
От маленькой площадки, прилепившейся к огромной телебашне, отделилась совсем крошечная точка. Она долго летела к земле, увеличиваясь и превращаясь в человеческую фигурку, которая в воздухе еще совершала какие-то хаотичные движения.
Но на твердом асфальте прекратила их, замерев в нелепой и противоестественной позе…
– Нет, не может, – констатировал Игрок и тихо рассмеялся. – Все-таки, этот маг был птицей невысокого полета…
Он наслаждался своим остроумием, расхаживая по просторным, но строгим апартаментам Арбитра.
Здесь было светло и красиво. Огромная круглая площадка была врезана в тело башни вместе с трехметровым слоем чистого воздуха, вытеснив центральную вертикальную шахту, которая непостижимым образом исчезала под полом и продолжалась где-то над потолком до самой верхушки.