Ну, этого я точно сказать не могу – я, как обычно в то время болел. За что купил – за то продал. Но и после, когда мы с Пашкой стали самыми настоящими друзьями, я так и не узнал, где он живет, потому что в гости он никогда не приглашал, а от всяких намеков на это легко и непринужденно отделывался.
Впрочем, это не мешало ему ходить в гости к нам. И сейчас он сидел передо мной с усмешкой наблюдая, как я давлюсь горячим чаем с малиной. Малина никак не лезла в воспаленное горло.
– Какая там тарзанка? – хрипел я. – Если мать узнает – она меня в вообще в больницу упечет.
Говорил я это не очень уверенно и довольно уныло. Ведь мне страсть как хотелось опробовать эту новую штуковину! Говорили, на ней можно на маленьком таком колесике пронестись надо всем карьером по натянутому тросу! Какая болезнь может остановить на пути к такому приключению?!
Но я и сам понимал, что ничего не выйдет. Руки и ноги у меня словно ватные, и голова кружилась даже от похода на кухню. Так что испытания этого чуда пройдут без меня…
– Так я тебе принес новое средство, – доверительно подмигнул Пашка. – Держи!
И сунул мне в руки какой-то пакетик с мелкими сухими листьями. Листья на вид знакомые.
– Завари, как чай, и выпей, – сказал Пашка. – И сразу все пройдет…
Пашке можно верить. Если он говорит, что пройдет, то, стало быть, так оно и есть…
Я сделал отвар, выпил, давясь кипятком… И чудо! Голова прояснилась, градусник показал 36,6, ушла боль из горла!
Я быстро оделся, и мы с гиканьем выскочили на улицу. И только по дороге я вспомнил, что за листья находились в пакете, что за вкус был у отвара.
Это был обыкновенный зеленый чай.
…Тарзанка и вправду оказалась хороша. Верхний конец стального промасленного троса был тщательно обмотан на уровне головы вокруг ствола старой сосны. Когда я стоял у края обрыва, держась за деревянную рукоятку, страх не давал мне сделать шаг в бездну. Но сзади меня подтрунивал Пашка. И я знал, что ничего плохого со мной не случится….
…Мы налетались до одурения. Мне и в голову не приходил вопрос о том, как я тормозил внизу, перед огромным булыжником, вокруг которого был обмотан нижний конец троса, когда колесико набирало бешеные обороты, а палка, на которой я висел, разогревалась, как ручка сковородки. Колесико плавно замедляло ход, а как – меня это совершенно не интересовало.
Зато интересовало дядек в костюмах, которые поджидали нас у выхода с карьера. В ответ на их странные вопросы я только мычал что-то невразумительное, а Пашка холодно улыбался. Ему почему-то вопросов не задавали.
…Это не самая удивительная история про Пашку. Вообще, сдружившись с ним, мы вскоре перестали удивляться многому. Например, тому, что в хорошую погоду уроки кончались раньше, а на дом задавали меньше. Или тому, что на физкультуре даже толстый увалень Витус начал вдруг легко лазить по канату и подтягиваться пятнадцать раз подряд.
…Однажды Пашку вызвали к доске.
Учительница – худощавая и опытная Вампирша, как мы ее называли, заставила Пашку решать какой-то сложный пример. Она плотоядно смотрела, как тот мучается у доски, прекрасно зная о том, что у Пашки серьезные проблемы с математикой.
Пашка страдал, выводя какую-то формулу и иллюстрируя ее корявым графиком. Филин с первой парты тщетно пытался ему что-то подсказать, то и дело, с грохотом роняя на парту свои огромные очки.
– Так, разговорчики! – стуча костлявым пальцем по столу, предупредила Вампирша, и Филин запнулся на полуслове.
Взгляд учительницы устремился на доску.
– М-да… – хохотнула Вампирша. – Я не ждала от тебя многого, Паша, но хоть таблицу умножения ты бы выучил, а? Первый класс! Ну, сколько будет шестью шесть?
– Т-тридцать семь, – уверенно ответил Пашка и вдруг покраснел. Видимо, он слегка засомневался в своем решении. Но потом вдруг вздернул брови и исподлобья посмотрел на Вампиршу:
– А сколько это, по-вашему?
– И по-моему, и вообще – это будет тридцать шесть. Так что двойка тебе. Садись!
Пашка не был отличником. Но он был очень самолюбив. Я готов поспорить, что в ту минуту Пашка был уверен в своей правоте! И получать незаслуженную двойку он никак не хотел!
– А за что двойку? – насупившись, спросил Пашка. – Я здесь правильно все написал…
Вампирша аж оторопела от такой наглости. Класс тихо захихикал. Назревало представление.
– Что ты написал правильно?! – прошипела Вампирша, скрючилась, будто для прыжка.
– Что шесть на шесть – тридцать семь, – невозмутимо ответил Пашка. Он уже совершенно успокоился, но уходить от доски не собирался.
– Та-ак, дети, – протянула Вампирша, – Все взяли и перевернули свои тетради. А теперь посмотрели на обложке таблицу умножения. Сколько будет шесть умножить на шесть?
По классу пронесся тихий ропот.
– Ну, что молчим? – поинтересовалась Вампирша. – Сколько?
– Тридцать… Семь… – мертвым голосом произнес Филин и шмыгнул носом. Филина нельзя было упрекнуть в незнании математики. Но и читать он тоже умел прекрасно, несмотря на свою оптику.
Вампирша принялась судорожно хватать тетради и разглядывать на них таблицы умножения.
– Бред! – бормотала она, – Опечатка…
– А вы на калькуляторе посчитайте, – посоветовал Пашка.
Я хмыкнул. Следом захихикали остальные. Это было явной наглостью, а потому вызывало заслуженное восхищение.
Вампирша судорожно заколотила по кнопкам. После чего охнула, схватилась за голову и выбежала из класса.
Начался веселый галдеж, иПашка, сопровождаемый овациями, плюхнулся за парту рядом со мной.
– Как ты это сделал? – спросил я, тыча пальцами в кнопки своего задрипанного калькулятора. Шесть на шесть выходило именно тридцать семь!
– Да просто решил – пусть так и будет, раз написал уже. А какая разница?…
Калькулятор вдруг выдал длинный ряд цифр и умер. А через секунду погас свет во всей школе.
Помните? Это был тот самый день, когда во всем мире были проблемы с электричеством, когда вышибло все компьютеры?
Когда чуть не сошла с орбиты МКС?
Это все оттого, что мой друг Пашка не дружил с математикой.
Как я догадался, что все дело именно в нем? Сам не пойму.
Но, видимо, вечером, когда стал делать уроки и понял, что, как ни решай задачки – все получается наперекосяк, да еще не горит свет, и даже книжки рвутся в руках, когда пытаешься их открыть…
А еще перестали закрываться двери, отвинчиваться краны… Ну, что я вам рассказываю, вы ведь сами все это помните…