2870 год от В.И.
11-й день месяца Сирены.
Арция. Доада
Разведчики были не нужны. Путь Агнесы и ее наемников можно было проследить по сожженным деревням. Ифранские родственнички не спешили помочь воинствующей королеве аурами, и она расплачивалась с эскотцами и фронтерцами натурой. На землях сторонников Тагэре грабили явно, если же приходилось идти по местам, почитающимся лумэновскими, иноземные вояки творили то же самое, но под покровом ночи. Королева же никаких бесчинств, разумеется, «не замечала».
Один из мелкопоместных нобилей, успевший увести людей и скотину в овраги, так что все остались живы, хоть и без крова над головой, видел войско Агнесы совсем близко, оно было сыто, хорошо вооружено и весело. Арцийцев не так уж и много, все больше наемники, но, видать, умелые. Парень прикинул, что их никак не меньше сорока тысяч.
Впрочем, лучшего вербовщика, чем Агнеса, у Тагэре не было и быть не могло. Ненависть к чужеземке захлестывала Арцию, и людей у молодого короля прибавлялось не по дням, а по часам.
Филипп Тагэре ехал впереди своего войска под королевской консигной, но рядом вздымались орифламма Тагэре и личная сигна молодого монарха – белый сокол в кольце, образованном путами для лошади. Рядом горделиво выступал рыжий иноходец Рауля ре Фло.
Когда армия подошла к Доадским холмам, она насчитывала около двенадцати тысяч человек, из которых к бывалым воинам можно было отнести едва ли половину. Именно здесь Филиппа разыскали посланцы Мальвани. Их было двое – коренастый неразговорчивый крепыш с неожиданно красивыми аристократическими руками и молодой светловолосый нобиль со звонким голосом и шрамом через все лицо. Письмо, запечатанное личной печатью маркиза, лаконично сообщало о победе и о том, что податель сего проведет их через холмы в обход армии Агнесы. Меченый, представившийся Раймоном ре Феррье, охотно, хоть и лаконично, рассказал о том, что маршал сотворил с Фарбье.
Мальвани славился умением выбирать позиции, не подкачал он и теперь. Центр армии прикрыл дорогу на Мунт, левый фланг защищал Яблочный тракт, а правый – дорогу к замку Ирми в том месте, где она пересекала обрывистую речонку Масту. Дальше все было просто. Фарбье следовало бы двадцать раз подумать, прежде чем связываться с Мальвани, но тот каким-то непостижимым образом уверовал, что у маршала не более трех тысяч человек, остальные же, узнав о гибели Тагэре, разбежались. Братец канцлера поверил и бросился вперед, атаковав центр и правый фланг, где командовал епископ Доадский.
Мальвани-младший ловко разыграл отступление, заманив лумэновцев к обрыву, стремительно перестроился, охватив нападавших с двух сторон, и спихнул вниз, после чего лучники буквально расстреляли корячившихся на льду вояк. Разделавшись со своей частью работы, Жорж развернулся и ударил с фланга по самому Фарбье, пытающемуся прорвать центр армии Мальвани. Фарбье слишком поздно понял, что оказался в положении собаки, гнавшейся за котом, а нарвавшейся на рысь. Правда, держался подлец стойко и до последнего, а вот граф Орельен Тартю, подвизавшейся на левом фланге, решил удрать, и Мальвани счел уместным его выпустить, хоть и изрядно потрепав. Маршал полагал, что было бы неплохо с тех, кто потрусливее, сбить спесь, а тех, кто понаглее, разозлить.
В этом смысле Тартю, за которым числился один-единственный подвиг, а именно женитьба на дочке могущественного Жана Фарбье, был незаменим. Трус милостью божьей, причем склонный превозносить свои заслуги и винить в неудачах всех, кроме себя, несомненно, добавит в медовое настроение Лумэнихи изрядную толику дегтя. Поэтому Анри скрепя сердце его отпустил – отпустил, несмотря на то что Тартю присутствовал при убийстве Эдмона и Этьена ре Фло, отпустил, как отпустил бы бешеную собаку, которая бежит в сторону вражеского лагеря. Собаку, укус которой несет страх и неуверенность в себе. Зато остальные ответили за все. Солдаты Мальвани пленных не брали, разве что тех, кто познатнее. Этих, в том числе и Поля Фарбье, Мальвани взял с собой.
– Хорошее начало, – на лице молодого короля мелькнула тень его прежней улыбки, – надеюсь, продолжение будет не хуже. Вы говорите, через холмы есть проход?
– Да, если двинуться сейчас, мы выйдем туда, куда Агнеса подойдет только к вечеру второго дня. Маршал уже там.
– А она не может свернуть на другую дорогу?
– Исключено, монсигнор, – поклонился меченый – здесь только одна дорога, а по лесу ей не пройти.
– Но почему бы ей не воспользоваться той дорогой, о которой говорите вы?
– Да кто ей ее покажет, от ифранки все как от чумы бегут. А тропа эта лесная, старая, ее только старики и помнят. Но пройти можно.
И они прошли. Дорога оказалась достаточно удобной и должна была вывести к широкому полю между деревушками Беток и Кру. Рауль попробовал мысленно нарисовать тропу на карте, но у него ничего не вышло. Похоже, клирики, составлявшие описание здешних земель, на деле сидели на каком-нибудь постоялом дворе, довольствуясь лишь тем, что им рассказывали. Как бы то ни было, тропа существовала, и двенадцатитысячная армия решительно ступила под сплетенные ветви.
К ночи повалил снег. Идущей вкруговую по пустым полям армии Агнесы пришлось тяжко, но армию Филиппа прикрывали то стволы деревьев, то склоны холмов. Лошади шли весело и бойко, ветер был настолько любезен, что дул идущим в спину, и Рауль решил, что это, равно как и отыскавшийся в лесистых холмах проход, хорошее предзнаменование. Их проводник молча ехал на своей короткохвостой лошади рядом с предводителями. На расспросы он отвечал быстро, но коротко, и вскоре ре Фло оставил его в покое. Свое дело делает, и отлично, а лезть в чужую душу… Шрам на лице совсем свежий, кто знает, что заставляет парня отмалчиваться.
2871 год от В.И.
Утро 8-го дня месяца Агнца.
Деревня Беток
Всю ночь рядом выла собака, воины пытались ее подстрелить или хотя бы прогнать, но в снежной замети можно было потерять отряд солдат, а не то что свихнувшуюся псину. А может, никакой собаки и не было, и это выли привидения, выпущенные из преисподней, чтобы напомнить клятвопреступникам об их грехе. Принц Гаэльзский до утра пролежал с открытыми глазами, закрывшись с головой одеялом. В той же комнате на другой кровати должна была спать матушка, но в эту ночь она не пришла.
Филипп знал, что за дверью стоят вооруженные мужчины, но все равно ему было очень страшно. Принц понимал, что врагов-людей можно не бояться, но вот то, что выло и плакало за окном, заставляло дрожать от ужаса. Кормилица рассказывала ему о Хозяине Тьмы, который уносит к Проклятому детей, которые не слушаются или чьи родители согрешили. Филипп всегда слушал матушку, но вот она сама… Принц слышал, как воины говорили, что грех нарушать освященное Церковью перемирие, а матушка сказала, что это ее дело и что она скорее отдаст всю Арцию Проклятому, чем корону – Тагэре.
Филипп старательно заучил то, что ему велели, а потом, хотя ему было очень страшно, не закрыл глаза и смотрел, как одни люди вели других со связанными за спиной руками. Двое пытались вырваться, один упал на колени, но все остальные… Мальчик чувствовал, что они презирают и ненавидят и матушку, и сигнора маршала, и его самого. Только высокий золотоволосый юноша в синем улыбнулся ему, и принцу ужасно захотелось с ним познакомиться. Но матушка его не пустила. Она сказала, что это враг, и приказала выйти вперед и сказать то, чему его научили, но он запутался.