Священного трепета я не чувствовала, скорее злость. Пока я не увидела того, кто навязывался мне в хозяева, моя готовность драться была не более чем отражением любви к эландскому герцогу, на которого эта тварь замахнулась, и ненависти к человеку, по недоразумению являющемуся моим отцом. Теперь же мои чувства забурлили, как кипящий рыбный суп с пряностями. Я возненавидела пустоглазого гостя с первого взгляда, и я не только сумела сохранить невозмутимость, но и заговорить уверенно и даже нагло:
— Что тебе нужно, Слепой? Я тебя не звала.
— Это я призвал тебя!
— Призвал? — я решила вести себя дерзко. Вряд ли эта тварь часто получала отпор, а значит, должна удивиться. Она и удивилась, но внешне это не выказала, а резким скачком усилила магическое давление — словно выплеснула в огонь бочку смолы. Пущенной в ход силы хватило бы, чтоб скрутить в бараний рог сотню бывалых воинов, но я вынырнула из магического огня не хуже саламандры. Мне стало жутко и весело.
— Призвал? — повторила я со смешком. — Я услышала твои вопли и пришла. Но только для того, чтобы сказать: оставь меня в покое. Я не твоя и твоей никогда не буду. И не стой у меня на пути!
С первых же слов я довела Пустоглазого до исступления, а исступление порой помогает воинам в битве, но магам — никогда. Сумей он собраться, мне, обладающей Силой, но не имеющей никакого понятия о том, как ее следует использовать, пришлось бы плохо. К счастью, мой противник лез в драку, как лезет пьяный мужик, когда загодя видно, где и как он собирается ударить. Это оказалось не так уж и сложно, решения приходили сразу; мне даже казалось, что я не одна, а стоит рядом со мной некто и спокойно и буднично, как школьный учитель, подсказывает, как и что следует делать дальше.
Как бы то ни было, но заклятья зеркального злыдня не достигали цели. Я от них частично уклонялась, а частично отбивала, причем с каждым разом у меня получалось все лучше и лучше. Судя по всему, для твари в зеркале это было больно и унизительно. Пустоглазый впадал во все большую ярость, а я каким-то образом поняла, как из этой ярости, собирая и удерживая ее, лепить собственные чары, превосходящие силой исходные, направленные против меня. Он так и не понял, что я делаю, а в моих руках оказался невидимый шипастый шар, который я приготовилась метнуть в противника, подгадав, когда тот, попробовав меня достать очередной раз, раскроется. Уж не знаю, что бы с ним случилось, но он, пытаясь меня отвлечь, помянул Рене.
Кстати, эти олухи были уверены, что адмирал сейчас в Идаконе! Видимо, вызывая меня, они заметили Шани и ничего не заподозрили. Эльфийская магия оказалась хорошим щитом против чужих глаз! Тем не менее слова Пустоглазого подействовали на меня, как хорошая оплеуха! Рене! Где он?! Что с ним?!! Я опять не поняла, как это у меня вышло, но я разорвала связь с Пустоглазым, отшвырнув его, как паршивого щенка. Это было очень больно, но, по-моему, этой твари досталось сильнее, чем мне. Он исчез и, исчезая, выпустил зеркало из-под контроля, а я как-то сумела перехватить власть над этим окном в бездну и заставить его повиноваться. Сквозь клубящуюся мглу проступила горная тропа, высокие лиственницы, полосатая скала с раздвоенной вершиной, а потом я увидела Рене верхом на осатаневшем Гибе. Там, в горах, шел бой. Передо мной мелькнул белый плащ Эмзара, рядом с братом Астена, кажется, бился Нидаль, а чуть дальше вспыхнули золотом доспехи Рыцаря Осени, в котором я признала Клэра. Их противниками были ройгианцы, я прямо-таки ощущала их ненависть и негодование. Рене поднял руку, произнося заклятие, показавшееся мне эльфийским… Все было хорошо, но только сил ему явно недоставало, по крайней мере в сравнении с теми, что переполняли меня, и я с силой послала вперед шар, слепленный мной из ненависти Пустоглазого, всем своим существом желая, чтобы Рене поймал его и пустил в дело…
Это мое усилие оказалось последним. То ли Пустоглазый все же захлопнул дверь, то ли я нечаянно разорвала нить, связавшую меня с обезумевшим зеркалом, но битва в горах вдруг распалась на тысячи холодных разноцветных огоньков, словно бы стекло мгновенно замерзло, а затем я увидела в нем себя… Так я и не узнала, чем закончился бой и смогла ли я хоть как-то помочь.
2229 год от В.И.
13-й день месяца Лебедя.
Северо-Западная Таяна
Гиб яростно визжал, колотя белоснежными копытами сбитого наземь врага. Водяной Конь сражался умело, словно ему не раз приходилось иметь дело с подобными существами. Хотя кто знает, из каких бездн вызвала Сумеречная это создание… Сам Рене довольно долго довольствовался ролью простого наблюдателя, не мешая коню сражаться и вместе с тем запоминая и пытаясь понять, что же происходит. Силы были примерно равными, но у эльфов была только одна цель — полностью уничтожить противника, странные же существа на бледных лошадях, похожие и непохожие на тех, кого Гиб убил в Башне Альбатроса, с остервенением защищали свою жизнь, стараясь прорваться из окружения. Нескольким это удалось, и сразу же Клэр и трое эльфов, выбравшись из общей кучи, устремились в погоню.
Бой шел словно бы в двух измерениях. На первый взгляд бледные и эльфы рубились, как обычные бойцы. Знаменитые луки эльфов были отложены после первого же выстрела, уложившего на месте десятка три противников. Насколько смог Рене разобраться в этой круговерти, как только бледные увидели, с кем имеют дело, они поставили барьер, исключающий использование оружия, непосредственно не соприкасающегося с телом своего хозяина.
Орудовали обе стороны мечами — похоже, адепты Ройгу, так же как и их противники, привыкли к старинному оружию, ничем, впрочем, не напоминавшему тяжеленные железяки времен первых королей из династии Анхеля. Тогда, после победы Циалы над Проклятым, даже жалкие остатки боевой магии были запрещены и забыты, а сумасшедший монах Фома Роканский еще не изготовил свое адское зелье, позволяющее взлетать прямо на небо. Правда, в непотребном для предстатия пред Творцом виде. В те годы люди укрывали свое тело с помощью холодного железа, служившего прекрасной защитой от такого же железа. Потом, когда появились пушки, мушкеты и особенно сравнительно легкие пистоли, которые можно заряжать заблаговременно, пришлось соразмерять прочность доспехов с их легкостью, позволяющей всадникам и пехоте маневрировать. От доспехов прежних лет, когда тяжело вооруженные рыцари и их несчастные кони таскали на себе пуды железа, уцелели лишь нагрудники-кирасы, шлемы, которых старательно избегали легкомысленные молодые нобили, и в некоторых кавалерийских полках поножи и налокотники. Мечи же превратились в более удобные в ближнем бою шпаги и сабли.
Рене немало дивился эльфийским клинкам и шлемам с забралами-стрелками, теперь же он увидел их в деле. Снаряжение Перворожденных как нельзя лучше подходило для схватки именно с бледными. Изящные доспехи, видимо, были нужны не столько для защиты от мечей, сколько от чуждого колдовства. Бледные подобной защиты не имели и потому погибали чаще, но от этого было не легче. Вряд ли у Михая был только один подобный отряд, эльфы же были здесь все. Кроме, разумеется, тех, с кем судьба свела Рене еще в юности, но между ними и Эландом расстилалось бескрайнее Серое море.