– Жизнь стоит того, чтобы за нее драться.
Кто здесь? Роман. Такой же молодой и красивый, как двадцать четыре года назад, и рядом с ним… Эдмон. В синем плаще, на котором расправляет крылья белый лебедь.
Перед глазами Александра вспыхнула двойная радуга, сквозь которую улетала к небу лебединая стая. Зимы больше не было, земля была устелена ковром белых весенних цветов, цветущие ветки тянулись к лицу, щебетали птицы, звенел ручей, и в его звоне отчетливо проступала мелодия, нежная и светлая, как сама весна.
– Нам пора, – теплая рука легла на его плечо, и Александр открыл глаза. Весна исчезла, даже день и тот кончился. На небе сияла половинка луны, окруженная сверкающим ореолом.
– Что это было? – Александр уже ничего не понимал.
– Ты что-то видел… Я ждала, пока не зашло солнце. – Она могла бы сказать больше, но не захотела. Что ж, ее право… А он лгать не станет!
– Я видел друга, который вдруг оказался Святым Эрасти, город с замком на горе и с рекой внизу. Там меня ждали, а потом я летал над морем из крови, меня тянуло вверх, к Волчьей Звезде. Я знал, что не должен оглядываться, но меня звали, и я понял, что оглянусь, и тут все исчезло. Остались лишь весна, улетающие лебеди… и радость.
– Город с замком на горе? Река внизу? Странно, – она положила руку ему на плечо, – похоже, что это Гелань.
– Гелань? – Он поцеловал Ликию в губы и повторил:
– Разумеется, Гелань… Красивое имя, но нам стоит подумать о ночлеге…
2895 год от В.И. 21-й день месяца Вепря АРЦИЯ. МУНТ
Девушка в плотном розовом чепце продавала поддельные фиалки. Она была хорошенькой, но замерзшей. Носик покраснел, а губы, наоборот, побелели. Товар не шел, да и вообще народу на улице было меньше, чем обычно, и люди были хмурыми, хотя, возможно, во всем был виноват резкий, холодный ветер. Базиль Гризье с усмешкой полез в кошелек и купил у красноносой продавщицы всю корзинку. Та жадно схватила серебряную монету и с вопросом уставилась на Базиля, видимо, ожидая приглашения в соседнюю гостиницу. Можно было так и поступить, но граф Мо не любил делать то, чего от него ожидают, он пожал плечами, сунул корзинку с восковыми цветочками пажу и тронул коня. Настроение, и без того пакостное, отчего-то стало еще хуже. Похоже, он совсем спятил. Сначала не хотел уезжать в Авиру, а теперь бесится из-за того, что вернулся в Мунт.
Караковый атэвский жеребец Базиля, изящно переступая ногами в белых чулочках через замерзшие лужи, сам завернул на улицу Борзой. В отличие от седока он почитал особняк Вилльо своим домом. Может, стоило остановиться вместе с Морисом Саррижским? Нет, нельзя. Он не просто сопровождает высокого ифранского гостя на королевскую свадьбу, он – брат невесты, ему вести Нору к алтарю. Жорес не может, а показывать народу Филиппа Тартю вряд ли рискнет. Нора теперь законнорожденная, а ее младшие братья тем более… По закону Филипп Рунский – король, хоть и несовершеннолетний. Конечно, законы для победителей, да еще поддержанных Церковью, не писаны, но дразнить гусей Тартю не станет… Проклятый, как же все надоело. И Авира, и Мунт, и родичи, и вообще все!
Особняк был разукрашен можжевеловыми ветками и искусственными цветами, дабы было ясно: здесь живет невеста, а он и позабыл об этом обычае. Что ж, значит, купленные фиалки пойдут в дело… За несколько домов до «гнездышка королевской голубки» Базиль налетел на первый караул. Новые гвардейцы с роскошными сигнами на алых плащах красиво отдали честь будущему королевскому шурину. Окна в соседних зданиях были тщательно заперты, и Базиль сообразил, что их обитателей на время торжеств попросту выставили. Пьер Тартю тщательно избегал любых неожиданностей. Гризье очередной раз пожал плечами и въехал во двор. Здесь охраны и лакеев оказалось вовсе немерено, а вот знакомых лиц почт" не осталось. Граф спрыгнул с коня, бросил поводья подбежавшему слуге, предупредив, что у Бретера мерзкая привычка кусаться, и взбежал на разукрашенное крыльцо. Свадьба завтра, но финтифлюшки развесили сегодня… И почему это его бесит?! Все решено давным-давно, все довольны, Нора тоже. Ну и пусть ест своего Тартю хоть с вареньем, хоть с хаонгской чоколатой…
Дворецкий тоже был новым. Высокий, благообразный и себе на уме. Он почтительно приветствовал «монсигнора» с благополучным прибытием, за что монсигнору захотелось его придушить. Базиль коротко кивнул и поднялся в гостиную. Там, спасибо Проклятому, была только Доротея. С женой брата Базиль никогда не ссорился, потому что никогда не разговаривал. Супруги жили каждый по себе. Дочь покойного Гастона Койлы с двумя детьми проводила все время в Аганне. Жорес, пока был здоров, болтался в Мунте, а после встречи с Кэрной заперся в особняке на улице Борзой, не пуская к себе никого, кроме матери. Но королевская свадьба – это королевская свадьба, графине Аганнской предстоит нести шлейф невесты, это было решено еще до Гразской битвы. Так жив Тагэре или нет? И если жив, то где…
– Здравствуй, Доротея, – Базиль галантно поцеловал руку невестки, – скучаешь?
– Да. Не люблю столицу.
Она вполне могла бы добавить: «И мужа», но не добавила. Воспитание есть воспитание, да и кто он, чтобы Тея с ним откровенничала.
– Я тоже, и что слышно в нелюбимом нами городе?
– Мы приехали прошлым вечером, – объяснила Доротея, – так что я не успела узнать новости. Жорес чувствует себя хорошо, девочки заняты платьями, сигнора Элеонора им помогает…
Доротея никогда не называла свекровь матушкой, за что Базиль ее искренне уважал.
– Надеюсь, красивые тряпки отвлекут Нору от физиономии супруга. Где она, кстати?
– В розовом будуаре, там две швеи и сигнора.
– Прекрасно. Они обо мне раньше вечера не вспомнят, так что я могу заняться своими делами.
– Безусловно, но не думаю, что вам стоит пить.
Прелестно, его уже считают пьяницей.
– Я замерз, и вряд ли мои родственнички будут счастливы, если завтра я буду чихать на венценосную пару. Так что сейчас мне придется выпить. – Базиль еще раз склонился к руке невестки и, напевая ифранскую песенку о пользе вина, вышел.
Предстоял скучный и склочный вечер. Надо постараться не перессориться с матерью и Жоресом накануне семейного торжества, чтоб его. Граф лениво обошел свои покои, снова показавшиеся ему чистым, аккуратно прибранным склепом, сменил одежду, выпил принесенное пажом подогретое вино, полистал какие-то книги, посидел в одном кресле, пересел в другое, немного подумал, вызвал слугу и потребовал еще вина. Лакей вышел с невозмутимым лицом, но Базиль понял, что тот приказа не одобряет, ну и Проклятый с ним. Будущий родич Его Величества Пьера Седьмого встал, подошел к окну, полюбовался на вымощенный булыжниками двор и увитые белыми и розовыми лентами гирлянды над воротами, еще раз обошел комнаты, взял книгу об атэвской охоте, открыл, закрыл, поставил назад. Вошел слуга с подносом, на котором, кроме кувшина и кубка, лежало запечатанное письмо.
Два скрещенных павлиньих пера… Морис Саррижский, давно не виделись. Базиль сломал печать – ифранец приглашал его на ужин. Неплохо, с ним он, по крайней мере, не поцапается, да и домашние придираться не станут. Граф Мо повернулся к лакею: