– Я?
– Конечно. Собака примет любого хозяина, а кошка только достойного. Как эти твари судят людей, я не знаю. Ты – нобиль, если и смотрел, то на коней и гончих псов, а я готова поклясться, что кошки тебя всегда признавали.
– Пожалуй… Ты права, я мало их замечал, а вот снились они мне часто. Черные кошки с короткой шерстью…
– Черные кошки снятся к удаче, – совершенно серьезно сказала Ликия, – когда-нибудь ты будешь очень счастлив. А сейчас мы будем ужинать.
2895 год от В.И. Ночь с 1-го на 2-й день месяца Вепря АРЦИЯ. МУНТ
Филипп с трудом (Алек был крупным мальчиком) поднял брата на руки и переложил на постель, а тот и не заметил. Что же теперь делать? Что?! Юноша встал, осторожно разминая руки и ноги, прошелся по комнате. Десятая ора. Рано. Убийцы придут после полуночи – если, конечно, придут. А может, их решили усыпить по другой причине, придумать бы еще по какой. Хотят перевезти в другое место? Нужно взять кровь и волосы для каких-нибудь магических штучек? Они – родичи Шарло, говорят, на человека можно воздействовать на расстоянии при помощи родной крови, но годится ли для этого кровь кузена?
С того мгновения, как Ив Сашни нелепо поклонился и ушел, мысли Филиппа не знали покоя. Он лихорадочно искал выход и не находил. Выбраться из замка, набитого новыми гвардейцами и Белыми рыцарями, невозможно. Если это не удалось Иву, который десятилетиями шлялся по кабакам, обманывая коменданта, у них с братом и подавно ничего не выйдет. Кричать и звать на помощь? Кого? Может, десятка два стражников, сохранивших место с прежних времен, и услышат, но вот помогут ли? Против Арвэля и его людей они как дворняжки против медвежьих гончих.
Положиться на милость божию, как говорят клирики, наглотаться сонного зелья и уснуть? И будь что будет! Нет! Он – Тагэре, а Тагэре не сдаются до последнего.
Ужин, во время которого Филипп ничего не ел, превратился в пытку. Алек что-то рассказывал, радовался тому, что сигнор Арвэль разрешил им погостить в Аганне, а для Филиппа это было еще одним доказательством. Почему бы не пообещать смертникам луну с неба? Братишке он ничего не сказал – Шарло, тому можно было довериться, он рос с отцом и его рыцарями, а с Алеком возились мать и сестры, он совсем еще ребенок. Помощи никакой, а пугать – жаль. Филипп из последних сил смеялся вместе с младшим братом и строил планы о том, как они пригласят к себе кузенов, хотя Ларрэны мертвы, а у Шарло хватило ума бежать. А вот он не догадался, а теперь поздно.
Двери в их покои изнутри не запираются и открываются наружу, завалить мебелью – и то нельзя, да и окна выходят во двор. Если б на реку! А тут кричи не кричи. В каминную трубу не пролезть… Уложив брата, Филипп простучал пол и стены: вдруг когда-то сюда вел потайной ход, но звук везде был одинаково глух и безнадежен. И все равно Филипп, как мог, обыскал все три комнаты, ничего не нашел, но убил на это три с половиной оры. Речной Замок затихал, еще пол-оры, от силы – ора, и останутся бодрствовать лишь стоящие на внешних постах и убийцы.
А может, если Арвэль увидит, что он не спит, он отложит убийство? Если ему нужно, чтоб была тишь да гладь, это шанс. Пусть крохотный, но все же… Наставник спросит, почему он засиделся, можно соврать, что зачитался или что у него болит зуб или голова… Нет, голова не годится, с больной головой не почитаешь. Значит, зуб! Тогда ему принесут снадобье, которое придется выпить прямо при Арвэле.
Заставят? Или поставят на стол и вернутся через ору? Человек с больным зубом выпьет все, лишь бы отпустило. Филипп с тоской посмотрел на спящего брата – Алек улыбался, обхватив подушку, он тоже может точно так же улыбаться во сне… Юноша решительно встал и направился к сундуку с одеждой. Их вещи пока еще оставались при них. Жаль, он за три года вырос из заказанного дядей Сандером коронационного платья. Он – Волинг, хоть и бастард. И имеет право умереть в алом. Нет, в синем, как Тагэре! Филипп переоделся быстро и ловко – он готовился стать воином, а не придворным «пуделем».
Синяя куртка с серебром сидела как влитая. Жаль, что без консигны, но он так и не стал рыцарем. Теперь главное. Оружие. Тупые тренировочные мечи и кинжалы не годятся, равно как и серебряные ножи для фруктов, но в первой из отведенных им комнат на стенах развешано старинное оружие. Филипп немного подумал и выбрал простой, легкий полумеч. Вряд ли за ним придут в доспехах – когда собираются душить спящих, думают не о защите, а о тишине. Значит, у него есть шанс кого-то убить.
Принц вскочил на спинку кресла и, опираясь рукой на деревянную панель, дотянулся до облюбованного меча и вытащил его из ножен, погубив работу целой династии пауков. Клинок был в хорошем состоянии. Все остальное – боевой топор, щит, два двуручника – не годились для того, что он задумал. Хорошо было бы заполучить парочку кинжалов, но такой возможности ему не предоставили, даже этот меч в его положении настоящий подарок судьбы. Вряд ли убийцы станут пересчитывать оружие на стенах, но юноша еще раз забрался на кресло и всадил в пустующие ножны тренировочный меч, а острый положил в постель так, чтобы сразу дотянуться. Все или можно придумать что-то еще? Можно! Баночки с приправами из буфета! Там молотый перец, можно сыпануть кому-то в лицо. Под подушку его! Вот теперь – все!
Филипп пристроился на кровати при свете свечи, завернувшись особым образом в покрывало. Видно, что не спит, а дальше будь что будет. Если его убьют в бою, значит… Значит, придется как-то это объяснить, потому что раны – это раны. Конечно, их можно скрыть с помощью магии, но для этого нужны сообщники. Легче придать одному убитому лицо другого, чем сделать невидимым след от меча или стрелы, а осматривать мертвых принцев должно не менее девяти медикусов. А Арвэль в любом случае поплатится, Тартю такой ошибки ему не простит…
Время медленно переливало песчинки из верхнего шара в нижний. Песчинка – чья-то жизнь. Песчинка – чья-то смерть. Каждому свой срок – и бабочкам, и людям, и звездам, и мирам. И только время всегда было и всегда будет.
Теперь юноша почти хотел, чтобы убийцы пришли быстрее; возбуждение потихоньку отступало, и на его место стал просачиваться страх. Филипп стиснул зубы и пододвинул к себе вторую часть «Истории», раньше он ее не очень любил, так как в ней слишком много говорилось о сопернике Леонарда Арроя, подлеце и убийце [30] . Лишь зачитав до дыр первую книгу, принц принялся за вторую и с ужасом обнаружил, что начинает сочувствовать обесчещенному рыцарю. По крайней мере, в плену тот вел себя достойно, а его прегрешения… Да, он убил императрицу, нарушив клятву, но… если кто-то из принесших присягу Пьеру Тартю его убьет, станет ли он преступником? Рыцарь из книги говорил, что живая совесть нужней мертвой чести. Странно, он чем-то напоминает Базиля, тот вполне мог сказать что-то подобное. Сказать или… сделать?!
Возня в прихожей оторвала Филиппа от мыслей о жившем в незапамятные времена клятвопреступнике ради рыцарей, явившихся выполнить королевский приказ. Филипп понял, что их двое или трое. Трое. Арвэль, его аюдант и кто-то третий, незнакомый.
– Вы не спите, монсигнор? – удивился рыцарь Оленя. – Почему?