Лиловую муть прорезала багровая молния. Затем еще и еще. Холод потеснился, и Роман услышал шепот Норгэреля:
– Сначала отогреемся, а потом попробуем не сгореть...
Разведчик хохотнул, хотя шутка и была мрачноватой. Судя по всему, полоса жара будет раза в три шире полосы холода. Им придется солоно, но сейчас Роман радовался теплу и почти с нежностью смотрел, как фиолетовая муть уступала место багровому пламени, а вдали, равнодушное и далекое, белело маленькое пятнышко. То ли выход, то ли следующий островок в море радужного ужаса.
2885 год от В.И.
9-й день месяца Собаки.
Арция. Лага
Даро любила Старый Дворец, любила прежде всего за то, что он был заброшен. Добрый король Филипп не пожелал жить в загородном доме несчастного Пьера и выстроил собственную резиденцию. Старый Дворец, покинутый и заколоченный, но все еще крепкий, стоял в глубине парка мрачным напоминанием о том, что власть всегда соседствует с кровью и предательством. Однако мирийка чувствовала там себя куда уютнее, чем среди блестящего светского общества. Привидения и тени былого ее не пугали, тогда как при дворе были люди, вызывавшие у девушки ужас и отвращение. Ставню со сломанным засовом, не замеченную слугами, исправно следившими за заброшенным зданием, Дариоло обнаружила недавно. Окно в полуподвальное служебное помещение было у самой земли и со стороны казалось накрепко запертым, однако это было не так. Сестра Рито хранила свою маленькую тайну, дававшую ей иллюзию свободы, и очень боялась, что к зиме, когда будут проверять запоры, ставню исправят.
Оглянувшись, не следит ли кто, Даро приоткрыла дубовую створку и тенью скользнула внутрь, не забыв тщательно прикрыть окно. За кварту она неплохо изучила здание и уверенно ориентировалась в полутьме. Залы первого и второго этажей – пышные и большие с их пыльными драпировками и чехлами на мебели – ее не привлекали, но во дворце были две башенки, в которые вели винтовые лесенки. Когда-то там располагались королевские опочивальни, теперь они были заперты, но зато перед ними находились небольшие прихожие с узкими, незаколоченными окнами. Сквозь запыленные стекла можно было разглядеть предосеннюю зелень парков, гладь Большого пруда, в который смотрелся Новый Дворец, обелиск в память давней победы при Ло.
Даро нравилось сидеть на подоконнике, следить за скользящими по пруду лодками и лебедями и сознавать, что она в полной безопасности. В безопасности? Внизу раздались чьи-то шаги! Неужели скучный толстый дворецкий затеял осеннюю уборку? Нельзя, чтобы ее тут видели. Даро бестолково заметалась по площадке и наконец спряталась за пыльную портьеру, моля святого Эрасти, чтобы уборщики не слишком серьезно отнеслись к порученному делу. Шаги приближались, человек шел быстро и уверенно. Сердце Даро заколотилось еще сильнее. Кто бы ни был посетитель Старого Дворца, это не слуга. Неужели ее все-таки выследили? Тогда ей конец, второго выхода из башенки нет, окно закрыто и слишком высоко над землей, здесь с ней можно делать все, что угодно. Только бы выбраться, она больше никогда не позволит себе подобной глупости! И как она только могла забраться сюда одна, не сказавшись Рито...
Шаги зазвучали совсем близко, лестница скрипнула, и Даро с облегчением перевела дух. Эстре она не боялась. Зачем бы он ни пришел, он не охотится за ней. Хотя лучше будет, если он ее не увидит. Даро вжалась в стенку, но монсигнор и не думал смотреть по сторонам. Он машинально сунул руку за воротник и вытащил небольшой ключ на цепочке. Щелкнул замок, скрипнула дверь, и брат короля вошел в спальню. Дверь он не закрыл, и Даро поняла, что придется либо ждать, когда Эстре надумает уйти, либо показаться ему, потому что распахнутой двери было не миновать. Какое-то время она стояла тихо, потом, расхрабрившись, опустилась на подоконник. Если что, она успеет юркнуть в свое убежище. Время шло, а герцог не выходил, заснул он там, что ли? А почему бы, собственно, и нет? Судя по всему, он сюда часто приходит. Даро вспомнила, что недавно Филипп послал за братом, и слуги в поисках Эстре сбились с ног, хотя его конь стоял на конюшне... Вот забавно, если у них одно и то же убежище! Но если монсигнор спит или смотрит в окно, он вряд ли ее заметит, так что, пожалуй, самое время бежать.
Девушка осторожно, на цыпочках подкралась к двери и заглянула внутрь. Эстре, закрыв лицо руками, скорчился на широкой кровати со снятым балдахином, видимо, некогда принадлежавшей жене безумного короля. Путь был свободен, но ноги Даро словно приросли к земле. Она с ужасом смотрела на Александра Тагэре, всегда такого спокойного, невозмутимого, решительного. Мирийка помнила, как одним своим словом он решил их с братом судьбу, превратив из преследуемых беглецов в гостей принца крови. Как заставил отступить родичей королевы, отступить не только потому, что перед ними был брат короля, но и потому, что даже втроем Вилльо были слабее.
Даро помнила, как красотка Шаре со злостью шепнула какому-то нобилю, что горбун носит свой горб как корону и что у него под кожей наверняка растет еще одна кольчуга. Дариоло и сама полагала младшего Тагэре лишенным чувств. Она восхищалась его умом, силой, благородством, но он ей казался сверхчеловеком, которому нет дела до всяческих мелочей, столь важных для простых смертных. А сейчас полубог рыдал, закрыв лицо руками, в заброшенном дворце. Умом девушка понимала, что нужно тихонько скользнуть мимо и навеки забыть об увиденном. Александр (она не заметила, что впервые про себя назвала Эстре по имени) не простит, что кто-то стал свидетелем его слабости. Даро все понимала, но уйти не могла. Герцог судорожно вздохнул, отнял руки от лица, встал и подошел к окну. Он изо всех сил пытался справиться с собой, но плечи все еще вздрагивали. Если бежать, то сейчас, но Даро, потрясенная открывшейся ей болью, промедлила. Александр отошел от окна и сел на кровать спиной к двери, опустив темноволосую голову. И тут Даро, не отдавая себе отчета в том, что творит, бросилась к нему так стремительно, что задумавшийся о чем-то герцог не успел вскочить. Даро упала на колени у его ног и, отчего-то сама заливаясь слезами, схватила за руки:
– Александр! Во имя Эрасти... Я могу помочь?
Он вздрогнул, но рук не отнял, а тихо и грустно взглянул в наполненные слезами огромные южные глаза.
– Со мной все в порядке, Даро... Сегодня день рождения Дени, ему бы исполнилось пятьдесят восемь, хотя ты же не знаешь...
– Простите, – она побледнела, потом покраснела, – я случайно... Клянусь! Я нашла сломанное окно, а иногда так не хочется никого видеть...
– Тебе тоже? – На красивых губах промелькнуло подобие улыбки. – Это я сломал защелку... Вернее, ломаю третий год, Старый Дворец мне казался вполне безопасным убежищем.
– Простите, – еще раз беспомощно пробормотала Даро, – жизнью клянусь, никому об этом не расскажу.
– Да уж, – он уже вполне овладел собой, – Вилльо при всей своей скупости не пожалели бы пары поместий, чтобы увидеть меня таким, каким увидела ты...
– Я не скажу, – повторила Даро и тут поняла, что продолжает стоять на коленях, сжимая сильные руки герцога, и отчего-то пожалела, что этот миг сейчас закончится и закончится навсегда, – Алек... Монсигнор, я скорее умру, чем причиню вам боль.