– Да? О чем?
– Ты понимаешь... Я... Я не могу любить тебя. Я обещал защитить тебя и брата от мести циалианок, а вместо этого... Рафаэль – мой друг...
– Ну и что, разве это мешает? Он будет рад, когда узнает. А потом, – с чисто женской логикой заключила Дариоло, – ему можно и не говорить. Это наша сказка. Как окно в Старом Дворце.
– Даро, но я... Я не могу жениться на тебе сейчас... Филипп... Король и так наделал уйму глупостей, которые некому расхлебывать. Я поклялся ему, что нас ничто не связывает, если он узнает, что я лгал... Он перестанет мне верить, и Вилльо заставят его сделать непоправимое. Я могу отдать тебе душу, но жизнь моя принадлежит Арции и королю. Верность обязывает...
– Я понимаю, – вздохнула Даро, которая на самом деле не понимала ничего, или, вернее, поняла одно: Александр не должен ссориться из-за нее с братом и поэтому не может на ней жениться, но об этом она и не думала. Ее мысли были заняты другим.
– А зачем нам свадьба, зачем, чтобы кто-то знал? Ведь можно и так...
– Ты понимаешь, что говоришь?!
– Понимаю. Я читала про Франсуа и Элоизу. И про Ришара и Санчию. Это лучше, чем так, как все эти лгуны... – Водоворот непонятных, но сильных, необоримых грез и желаний захватил мирийку, и она выпалила с неожиданной для нее самой отчаянностью: – Я хочу быть твоей. Сегодня. Сейчас. Я не отпущу тебя...
Александр какое-то время вглядывался в молящие глаза девушки, потом вскочил и легко поднял ее на руки.
– Так и будет! И пусть святой Эрасти меня покарает, если я когда-нибудь предам нашу любовь.
Нэо Рамиэрль
Они все-таки нашли дворец Светозарных. Вокруг все было сожжено чудовищным пламенем, но колоссальный зал с троном в виде застывшего языка пламени уцелел или же был намеренно не тронут. Норгэрель и Роман стояли среди теряющихся в вышине колонн, сохранивших свою белизну. Не пострадали, насколько можно было судить при скудном освещении, и фрески, и прихотливые орнаменты, вьющиеся вокруг дверных проемов. Это был тот самый зал, что множество лет и жизней назад Нэо Рамиэрль из дома Розы увидел в Кабаньих топях в ночь, когда адмирал Рене Аррой повел за собой пляску Хранителей... Да, именно здесь Двое бросили вызов Пятерым. Тогда Светозарное было залито ослепительным светом, и сам воздух, казалось, звенел от предчувствия чудовищной схватки, а теперь вместо богов и богинь у Престола Сил стояли двое смертельно уставших эльфов, которым нужно было лишь одно: отыскать дорогу в тот мир, откуда бежали боги. Бежали, бросив его на произвол судьбы и разрушив собственный дом.
– Так всегда бывает. Все трусы поступают одинаково. Впрочем, похожи и те, кто стоит до конца.
Роман вздрогнул от неожиданности. Они были здесь одни или все-таки нет? А может, с ними заговорил брошенный дворец?
Эльф поднял голову и увидел звездное небо. Крыши над тронным залом не было, белые колонны где-то в бесконечной вышине образовывали светящееся кольцо, обнимающее кусок чистого неба. Он никогда не видел этих созвездий, но они появились, разогнав чудовищную тьму...
– Звезды не разгоняют тьму, они просто возвращают свет, – сказал все тот же голос. – Если б здесь была Тьма, ты бы, возможно, погиб, но не испугался и не чувствовал себя рыбой, вытащенной из воды.
– Но что это, если не Тьма?
– Это отсутствие Света. Не более того. Когда откуда-то забирают то, что должно там находиться, остается пустота, которую нужно заполнить хоть чем-то... Подойдите сюда. Вот к этой стене. Видите?
Роман и Норгэрель пошли на голос. Они не понимали, видят ли они своего странного собеседника или нет, и это отчего-то было неважно. Важно было найти то, что он хотел им показать. В одном месте стена была расколота, и у пролома вырос жалкий осклизлый грибок, по шляпке которого ползла маленькая улитка, старательно вытягивая блестящую полупрозрачную шейку.
– Вот так... Свет ушел, осталась пустота. Пустота не может породить ни Света, ни Тьмы, но она устает сама от себя и начинает зарастать ничтожеством. И вот вместо могучей птицы жалкая улитка, которую со временем будут восхвалять, ибо кондор мертв, а она жива. И гриб, выросший в зале, помнящем богов, будет признан уместным, а о былом величии вспомнят лишь избранные, и никто их за это не поблагодарит. Улитка на развалинах, что может быть более важным для одних и менее нужным для прочих?
– Прекрати, брат, – второй голос был чуть выше и более хриплым, чем первый, – беседа о ползущих в никуда может стать бесконечной. У нас и наших друзей нет времени восхищаться гордящейся собой слизью.
– Ты прав, – отозвался первый, – нужно спешить.
2885 год от В.И.
10-й день месяца Зеркала.
Арция. Лага
До этой осени Сандер Тагэре не знал ни страха, ни счастья, а сейчас на него свалилось и то, и другое, и он не представлял, что с этим делать. Единственное, на что его хватало, это держать свою тайну при себе, хотя смотреть в глаза Рито было куда как непросто. Помогало лишь умение не то чтобы лгать, но молчать, какая бы тяжесть ни лежала на душе. Молчание для герцога Эстре давно стало вторыми доспехами, которые, в отличие от первых, он не снимал. Даже с Дени Сандер не был откровенным, да и Сезар, хоть и стал его другом, тоже не знал всего, о Филиппе же не приходилось и говорить. Александр не просто ненавидел, когда его жалели, он считал недостойным обрушивать свои неприятности на других. То, что на него свалилось, человек должен вынести сам. И он нес, но оказалось, что прятать радость труднее, чем беду. Да и Рафаэль со своим открытым, легким нравом и всегдашней готовностью рискнуть жизнью ради друга был человеком, обманывать которого было немыслимо трудно. Кэрна раз и навсегда записал герцога Эстре в свои друзья, а потом и Александр предложил ему свою дружбу. Но он не предполагал, что Дариоло станет его возлюбленной.
Даже спустя месяц после их первой ночи Александр Эстре не верил в то, что случилось. Это было счастьем незаслуженным, неожиданным, краденым и, скорее всего, недолговечным. Слишком долго он приучал себя к мысли, что в его жизни любви не может быть и не будет, а она пришла, и Александр растерялся. Он силился понять, почему Даро из всех выбрала именно его, и не понимал, но она его любила. Любила не из жалости или благодарности, ну а в бескорыстии мирийки усомниться было просто невозможно, и именно это его пугало больше всего. Когда-нибудь она очнется и увидит его таким, каков он на самом деле, а он далеко не волшебный рыцарь, снящийся девушкам по ночам.
Голова шла кругом, но Сандер ухитрялся помнить, что он вице-маршал и брат короля. Герцог Эстре не забыл свой долг, он всегда умел загнать все свои чувства вглубь и со спокойным, сосредоточенным лицом делать свое дело. Вилльо говорили, что у горбуна нет души, друзья сожалели о том, что он сам отрезает себя от радостей жизни. Ошибались и те, и другие. Душа у Сандера была, да и радоваться он умел, просто не показывал этого никому. Пока не встретил Даро. А ведь до того, как она призналась ему в любви, он о ней и не думал. Он вообще ни о ком не думал, и надеялся, что судьба, наделив его горбом, защитила его хотя бы от любви. Когда он поклялся брату, что ему никто не нужен, он был искренен, а не прошло и месяца, как его слова превратились в чудовищную ложь. Вся его жизнь распалась на две половинки – до встречи в Старом Дворце и после нее.