— Управляется с копьем лучше старого Френга, — нехотя признал северянин, хотя Гаю что Френг, что не Френг…
— Ты видел, откуда они взялись?
— Вылезли прямо из ничего… Ну то есть совсем из ничего. — По крайней мере, в этом, как его, «кентауре» рёт не сомневался. Он прикидывал, как обойти великана, вот и смотрел в нужную сторону. — Там, понимаешь ли, зарябило, ну, как… Одним словом, вроде…
— Сволочи! — Вскочивший Гай не слушал. — Разбили… И эти тоже… Не вышло у нас ничего…
— Да ладно, не в могиле слава!.. Фенгл все знает, и это тоже…
Рёт поднялся на ноги; голова уже совсем не кружилась, а стоя было видно не в пример лучше. Парни снова смыкали строй, к ним присоединилась большая часть тех, кто стоял у входа в храм. Значит, сумасшедшие у алтарей держатся.
— Останови их! — вдруг заорал Гай. — Останови своих! Вы… мы не должны их трогать!.. Никого!
— Наше дело наемное, — не слишком уверенно откликнулся Гротерих. — Приказано.
— Кем?! Сволочью этой краснобородой? Сенатом? Да кто они такие, чтобы… Время Всемогущее!..
Из-за окольчуженных спин вновь прогремел тот самый чужой клич. С верхней галереи полузнакомым сигналом откликнулась боевая труба, и тут же над балюстрадой поднялась и закачалась огромная вызолоченная статуя из тех, что обожал Мирон. Под дружный вопль жрецов и сенаторов истукан рухнул вниз, заставив рётов попятиться.
— Гротерих! — Гай в восторге сжал плечо ошалевшего северянина. Хорошо хоть здоровое. — Даже если здесь все разнесут, я это… нарисую!
— Нарисуешь, нарисуешь… Этих уродов и вчетвером не поднять, разве кто-то вроде… Слушай, кто же там, наверху?! И сколько их?!
Ульвингу тоже это хотелось знать, и он с пятеркой мечников уже мчался к лестнице. Не успел. Сверху пятились поднявшиеся раньше. Пятились, выставив копья навстречу какой-то угрозе.
* * *
Прояви раззолоченные задницы твердость и вели страже сразу же атаковать, та бы подчинилась, так ведь нет… Насвятотатствовали, голубчики, дождались божьей кары и обделались, а охрана затевать новую драку не рвется — смотрит себе на начальство и ждет. Задницы видят, что стража — в сомнениях, и трясутся еще сильнее. Так все и стоят — легионеры у лестницы, а напротив эти… храмовые.
— Что делаем, сенатор?
— Знакомимся, комендант!
— С этими? Золочеными?
— Нет, с четверкой у алтаря.
Приск поискал глазами Сервия. Тот был там, где должно. Как и прежде.
— Знаешь, что делать? — Помощник кивнул, комендант привычно расправил плащ и лишь сейчас понял, что плащ — парадный. Значит, тогда его переодели? Это ж надо умудриться — умереть и не заметить…
— Идем, комендант?
— Идем, сенатор!
Вперед, меж двух застывших шеренг — высокой, раззолоченной, и стальной, пониже. Чеканя шаг, словно во время триумфа. Странно они, должно быть, выглядят… Шальной неотвязный коняга, ветеран в начищенном доспехе и сенатор с имперским Роем на груди. Сенатор… Едва не зарыдавший на стене отбившейся Скадарии мальчишка. Твой, без тебя постаревший, не тобою зачатый сын, и плевать, кем он послан — Временем, судьбой, этим их Небом…
— Убить! Убить их! — не выдерживает ублюдок на верхотуре. — Его… этого лысого, с пчелами… Тысяча… три тысячи золотом и виноградники!
— Отправляйся в свой балаган, — бросает на ходу бывший младший трибун. — Фигляр…
Легионеры готовы к бою, но стража не нападает. Старший, седоусый здоровяк, смотрит то на ублюдка в венке, то на чужаков, думает… А ты бы на его месте не думал?! К ветерану, придерживая руку, подбегает воин помоложе, что-то быстро говорит. Тит не смотрит, идет дальше. К тем, с кого все началось. Молча идет. Пустая болтовня — это для в который раз опаскудившегося Сената. Вечность, богов, империю или носят с собой, или нет.
Это Время тебя назвало… Это Время… Время… Время…
Стучат, точат камень капли. Стучит в висках кровь… Стучат копыта. Кружит пыль пахнущий степью ветер. Это Время…
Кто метнул нож, Приск не заметил, а Медант не успел… Только подхватил на руки падающее тело. Белая тога, красная кровь, золотой имперский Рой…
— Как же… не к месту.
Это Время… Время… Время…
Медант, держащий Тита на вытянутых руках. Опустившие копья шеренги. Чужой темноволосый парень с явно не своим мечом. Издевательский блеск алмазов на рукояти ножа. Подлого, придворного — вояки с такими не ходят.
— Приграничным гарнизонам… стоять до последнего… а помощь будет… Прокуратор обещал… твердо.
Он слышит это? Слышит оттуда! Или это бредит Тит? Но при таких ранах не бредят!
— Повиновенье… — выговаривают губы Приска. — Повиновение сенатору!
— Нет, — успевает поправить Тит Спентад. — Гарнизон… Приказ коменданта…
Тогда тоже был нож или все же стрела? Не запомнить своей смерти и увидеть ее снова. Не в степи, здесь… Не свою, больше, чем свою.
— Я — Гай, сын Публия Фульгра. — Давешний чужак. Чего-то хочет… — Я с вами… Я владею мечом!
— Давай в строй.
Неполная когорта против гарнизона, армии, целой империи, или что там осталось от Стурна, — это меньше чем ничто. Но не когда она там, где должно. Неполная когорта… Только одна. И еще этот Гай, и четверка, продержавшаяся до прихода негаданной подмоги. Негаданной, но так бывает. У каждого — своя Скадария, не отдавать же ее… всяким задницам!
— Да поможет нам… — А кто? Время Всемогущее, допустившее такое, или этот самый Небец… то есть Небо… — Эгей, трубач, «Во славу Стурна»!
Боги смотрят. Боги плачут. И еще иногда они гордятся.