— Не, это я так про Тольку. Напьется и пойдет куролесить, орет: «Я в доме хозяин! Всем цыц!» Смотрю на него, и смех разбирает. Козел, а не хозяин. И чего с ним живу, а? Пришла бы сегодня домой, в квартирке тихо, спокойно, чисто. Села бы, усталая, у телика, чайку попила. Мне твой сериал нравится, там Ленинид такой зверь! У-у! А что получилось? Дверь распахнула… Мама родная! Все вещи разбросаны, сам хозяин пьяный совсем. И ведь, что удивительно, водкой не несет от него. Я все предусмотрела: дома пузырей нет, в кармане у Тольки пустыня…
— Наверное, деньги на обед в рюмочной потратил, — вклинилась я в поток жалоб.
— Толька в шаге от квартиры работает, — бойко пояснила Инна, — охранником его пристроила в магазин, где косметикой торгуют. Там одни девки, никакой выпивки, он домой на обед приходит. И лежит сейчас веселый. Вилка, ты его растряси, а? Мне знать надо, где он водяру нашел.
— Приятели угостили.
— У него их нет.
— Собутыльники бывшие пожалели, стакан налили.
— Ой, не смеши! Они ж за каплю удавятся! Да и негде им столкнуться. Может, где дома припрятал? Откуда взял деньги? Нет, я просто с ума сойду…
Мне стало смешно — вспомнился один случай.
Несколько лет назад, когда мы с Олегом еще не были женаты, Куприн ждал меня во дворе. Дело было зимой, мой милиционер замерз, решил войти в подъезд и, встав у окна, высматривать опаздывающую любимую. Это сейчас Олег черствый и невнимательный, букет цветов он дарит супруге лишь на Восьмое марта, да и то не всегда, чаще всего норовит сделать полезный презент: приносит кастрюлю или сковородку. Хозяйственный — тюльпаны-то завянут, а чугунина останется навечно. Но в момент жениховства Олег вел себя безупречно — в гости без хорошей бутылочки, конфет и каких-нибудь вкусностей не являлся.
Вот и в тот день у него имелся коньячок вкупе с шоколадным «Ассорти», лимонами и «Эдамом». Пусть никого не удивляет напиток — мы с Томочкой не любим ни игристое, ни прочие вина. У меня от любого алкоголя, кроме того, что придумали в известной французской провинции, моментально начинается изжога, а Томуську от «дамских» градусов схватывает мигрень. Но речь сейчас не о наших пристрастиях. В общем, Олег маячил у окна довольно долго, потом увидел меня, открыл форточку и крикнул:
— Стою в подъезде!
Я вздрогнула от неожиданности, поскользнулась и тут же шлепнулась. Куприн, естественно, ринулся к невесте на помощь. Случись подобный казус сегодня, Олег бы не пошевелился, спокойно подождал жену у лифта, а потом начал бы ворчать: «Вечно под ноги не смотришь».
Но в качестве жениха Куприн, повторяю, был безупречен, поэтому кинулся поднимать возлюбленную. Впрочем, дело уже катило к свадьбе, заявление лежало в ЗАГСе. Олег не потерял головы — он решил не брать с собой сумку с продуктами. Но ведь оставить в подъезде, на подоконнике, выпивку с закуской невозможно! И мой будущий муж проявил осторожность вкупе с креативностью: мгновенно оценив обстановку, он открыл электрощиток, сунул туда сумку, а потом помчался к терпящей бедствие невесте.
Когда через четверть часа Куприн почти внес меня в подъезд, на подоконнике уютно устроилась троица сильно помятых парней. Между ними стояла пустая бутылка из-под самого дешевого пойла и лежали остатки колбасы.
— Можешь подождать секундочку? — с невероятной заботливостью спросил Олег.
Я кивнула. Жених прислонил невесту к стене, потом приблизился к щитку, распахнул железные дверцы, и на свет явились коньячок вкупе с закуской.
— Пошли домой, дорогая, — заулыбался Куприн.
Слов, чтобы описать, какое выражение наползло на лица алкашей, у меня нет. Сначала «юноши младые со взором горящим» оцепенели, а потом, издав вопль, которому легко позавидуют воинственно настроенные индейцы, рванули вверх по лестнице. Подъезд наполнил стук и густой мат — маргиналы открывали все щитки подряд в поисках припрятанных в них деликатесов.
С тех пор меня никогда не удивляет вопрос, часто звучащий из женских уст: «Ну, где он мог найти выпивку?»
Да везде! Подфартило парню, влез в ящик с пожарным краном, а там дастархан… Продолжая причитать, Инна впихнула меня в свою скромную квартирку. Толик сидел у стола, положив голову на скрещенные руки.
— Эй, козел, — мило обратилась к супругу жена, — гость у нас, проснись!
— Че ругаешься? — пробубнил Толя, пытаясь выпрямиться и удержать явно слишком тяжелую сейчас голову. — Здорово, Тамарка!
— Я Вилка.
— Один хрен, путаю вас, похожи больно… — Толя икнул и снова рухнул лбом в столешницу.
— Видела? — подбоченилась Инна. — Ваще никакой. А теперь понюхай, чем пахнет?
Я потянула носом воздух и констатировала:
— Не водкой.
— Во!
— И не портвейном.
— Точно.
— Что-то душистое. Коньяк?
— Откуда у него средства? — взвизгнула Инна и бросилась трясти мужа. — Балбес, урод, говори, где ханку взял? Спер? Имей в виду, посадят, я к тебе не приду, сухарей не принесу, загибайся в камере! Надоел! Долдон!
— Ясное дело, — вдруг почти трезвым голосом ответил Толик, — вы, нонешние бабы, не жены декабристов.
Мне снова стало смешно. Недавно услышала по радио очередную шуточку. «Она поехала за ним в Сибирь и испортила мужу всю каторгу». Интересно, осужденные за антиправительственное выступление дворяне были рады увидеть своих супружниц? История отчего-то умалчивает об этом факте. Во всяком случае, в школьных учебниках, из которых я черпала знания, весьма подробно описано, как нежные дамы страдали в пути, останавливаясь в простых трактирах. Лично у школьницы Таракановой тогда возникла масса вопросов: тетеньки не шли пешком, волоча ядро на ноге, их не били, не унижали, не оскорбляли. Дамы совершали путь в карете, мучаясь оттого, что вместо медвежьей полсти их ноги прикрывало ватное одеяло. И потом, они жили в обычных избах, имея при себе горничную и кухарку. Можно ли считать подобные условия ужасными? Рядом любимый муж, в печи горит огонь, есть картошка и помощницы, которые приносят воду, стирают белье и варят суп. Да подавляющее количество русских баб посчитало бы такую каторгу невероятной удачей! А что опальным дворянкам было делать в Петербурге? Их бы никто в гости не позвал, замуж не взял — общество побоялось бы царского гнева. Так что поездка в Сибирь была для них спасением.
Толик опять икнул, по кухне поплыл аромат.
— Духи! — воскликнула я. — Такие есть у Кристины, название забыла… Он пил парфюм, французский!