И это так несправедливо… Он застонал, из груди инстинктивно вырвался первобытный вопль протеста. Судьба уже однажды использовала против него это оружие. Десять лет назад он уже витал в мечтах, чтобы затем в муках пытаться предать их забвению…
Тем долгим, жарким летом Джулия провела много времени в Кортланде. Она взяла отпуск между съемками, и мать Куинна приглашала ее почти на каждый уикенд. Если ей даже казалось странным, что Куинн тоже наведывается туда почти каждый уикенд, то она ничего не могла сказать. Она была неизменно вежлива, но не так дружелюбна, как хотелось бы ему.
То, что ему хочется большего, чем дружба, становилось понятнее с каждым днем. Они действительно проводили много времени вместе. Это был не ее выбор, инстинктивно понимал он. Но большинство друзей его родителей были намного старше, и они с Джулией часто оказывались в паре.
Она никогда не приветствовала его тяги к ней. Он понял, что она сохраняет дистанцию, задолго до того, как рискнул потерять ее доверие. Джулия словно чувствовала его нарастающую влюбленность и ничего не могла с этим поделать. Она терпела его общество, но всегда оставалась сама по себе.
Любопытно, что мать совершенно не замечала его смятения чувств. Когда он говорил, что приедет .домой на уикенд, хотя раньше предпочитал оставаться в интернате, леди Мариотт не задавала вопросов. Возможно, потому, что полагала, будто Джулия убеждает его поступать в Кембридж. Или просто не хотела об этом думать?
Конечно, вокруг всегда были другие молодые люди. Леди Мариотт приглашала Маделин Вайнрайт поиграть в теннис и, как догадывался Куинн, надеялась, что он найдет ее привлекательной. Куинну казалось, что она думает, будто именно Маделин причина его частых приездов в Кортланд. Других причин мать просто не замечала.
И все же, несмотря на явную отчужденность Джулии, Куинн чувствовал, что она не столь равнодушна к нему, как пытается казаться. Однажды он случайно заметил, что она следит за ним с беспокойством в глазах, но, когда сказал ей об этом, она быстро отвернулась.
Нередко бывало, что ей приходилось касаться его: например, пожать руку после игры в теннис или принять его приглашение на танец. Когда были гости, родители частенько устраивали танцы после обеда, свернув ковер в гостиной и поставив одну из старых пластинок отца.
Конечно, они держались очень натянуто и чопорно, когда танцевали вместе. Джулия никогда не расслаблялась. Между ними всегда был непреодолимый барьер. Она оставалась неизменно любезной, но не более.
Его восемнадцатилетие приходилось на конец августа, но Джулия, несмотря на приглашение, не приехала. Изабель сказала, что у нее, к сожалению, другие дела, но Куинн не поверил. Он подозревал, что она избегает его. Его восемнадцатилетие пугало ее. Считая его мальчиком, она могла удерживать его на расстоянии. Теперь он по закону мог именовать себя мужчиной, и от этого никуда не деться.
Сейчас он, конечно, понимал, что мог ужасно ошибаться. Воспоминание о своей самоуверенности — даже самонадеянности — ужасало его. Чего ради он решил, что она находит его привлекательным? Он с самого начала был маленьким самонадеянным придурком.
Увидеть Джулию до отъезда в Кембридж не удалось, и, несмотря на старания включиться в новую, студенческую жизнь, ему невообразимо трудно было думать о чем-то другом. Мысль, что он может никогда больше не встретиться с ней, убивала его, и однажды он без всякого повода бросил занятия и помчался в город.
Это было полной глупостью. Он даже толком не знал, где она живет. Конечно, был ее адрес. Он стащил его из стола матери перед отъездом из Кортланда. Но знать адрес и отправиться туда — совершенно разные вещи.
Размышляя об этом сейчас, он удивлялся своему необдуманному порыву. С одной стороны, Джулия могла куда-то уйти, или уехать, или просто отказаться видеть его. Она запросто могла позвонить его матери и спросить совета. Но она не сделала этого. Она впустила его.
Можно себе представить ее недоумение, когда охранник позвонил ей и сказал, что к ней посетитель. Какие мысли мелькнули в ее голове, когда она спросила имя и охранник назвал его… Вполне возможно, Джулия предположила, что это мать прислала его с каким-то поручением. Хотя вряд ли: ей было известно, что он приступил к занятиям в университете.
Но когда она открыла перед ним дверь квартиры, никаких свидетельств замешательства не было на ее лице.
— О, Куинн, — сказала она, — как мило, что ты зашел. — Как будто приглашала его провести с ней вечер.
Она была одета в кремовую шелковую блузку и льняные брючки, вспомнил он. Волосы — она стриглась короче, чем сейчас, — рассыпались по плечам серебристыми кудрями, косметика на лице была безупречна.
Сначала ему показалось, что она собирается уходить, но в действительности она только вернулась. Такая удача взбодрила его, а тот факт, что она его не прогнала, подогрел самонадеянность.
— У моей домоправительницы сегодня выходной, — растерянно обронила Джулия, демонстрируя ему огромную гостиную, которая располагалась на двух уровнях и была полностью застелена коврами. Две стены занимали окна от пола до потолка. Панорама огней ночного Лондона, скрытая за оконными шторами, наверняка выглядела потрясающе. Но в тот момент Куинн более интересовался ближайшим окружением, самой квартирой с элегантной мебелью, которую Джулия избрала своим домом.
Он увидел огромный камин из полированного мрамора, на полке которого стояли всевозможные цветы. Покрытые красным и кремовым бархатом диваны располагались напротив роскошного очага. Стояли еще стулья, столы и обитое алым и кремовым сатином кресло для двоих, а прекрасно оформленный бар заставлял устыдиться старого сервировочного столика отца. Украшенный резьбой сервант, который бы очень понравился матери, был открыт, и внутри сверкали графин и дюжина хрустальных бокалов.
В дальнем углу комнаты стулья и стол с компьютером создавали некоторое подобие рабочего места, и Джулия, заметив направление его взгляда, сделала легкий жест.
— Здесь работает мой секретарь, когда я ухожу, — удовлетворила она интерес Куинна. — Квартира очень удобная, но, боюсь, не хватает помещения для кабинета.
— Просто фантастика, — в восторге произнес Куинн, сделав несколько шагов в своих парусиновых туфлях и поворачиваясь во все стороны. — Я имею в виду, превосходная квартира, — поправился он, поняв, что это звучит несколько вульгарно, и жалея, что пришел в джинсах. По сравнению с ней он выглядел несмышленышем. Видит Бог, несмотря на возбуждение, он так себя и чувствовал.
— Рада, что тебе понравилось.
Джулия сжала ладонями запястья, и по внезапному наитию Куинн понял, что она нервничает. Как ни странно, но эта роскошная, преуспевающая женщина нервничает из-за него. Он не мог поверить. Уму непостижимо. Это не может быть правдой. Должно быть, он ошибся.
— Итак… — Она сделала приглашающий жест. — Хочешь что-нибудь выпить? — Она помолчала. — Кока-колу или что-то еще?