— А как же тот вечер?
— Ах, тот вечер… Тогда я был зол, очень зол. Я чуть не придушил тебя, но только потому, что ты задела мою гордость.
— Я вам не верю, — всхлипнула она, ее сердце обливалось кровью.
— Как хочешь, детка, верь во что угодно, только не мни себя Золушкой. Я не прекрасный принц и никогда им не стану, слышишь, никогда! Через неделю я уезжаю в Штаты. Прощай, Джулия. — Мануэль решительно выжал сцепление. — Итак, куда ехать?
Следующие дни Джулия провела как в бреду. Вспоминая последнюю встречу с Мануэлем, она впадала в оцепенение и не могла поверить, что он мог быть так жесток с ней, хотя и была уверена, что он не церемонился с женщинами.
В тот вечер Мануэль высадил ее в конце Фолкнер-стрит и тут же исчез, небрежно попрощавшись. Джулия шла, ничего не замечая вокруг, пока не очутилась на крыльце своего дома, да и там толком не пришла в себя. Лишь в воскресенье, ближе к ночи, она очнулась, словно от кошмарного сна, и решила положить конец ужасной неопределенности. Предложение Саманты представлялось ей теперь в совершенно ином свете, как единственный способ выйти из создавшегося положения, и Джулия решилась поехать в Штаты. Она еще не вполне оправилась после болезни и страдала отсутствием аппетита. Борьба с депрессией стала неотъемлемой частью ее жизни, и Джулия постепенно забывала о прежней мирной безмятежности.
Зайдя к Саманте, чтобы сообщить о своем решении, она застала подругу за приготовлениями к поездке.
— Джулия, я так рада, что ты едешь с нами! — воскликнула та. — Уверяю тебя, ты не пожалеешь. Никто не знает, что может случиться. Что, если приглянешься какому-нибудь профессору в колледже, представляешь?
Джулия грустно улыбнулась:
— Сейчас в это верится с трудом, но, надеюсь, хоть смена климата мне поможет.
— Конечно поможет, даже не сомневайся. Бен! Бен! Джулия все же едет с нами!
Бенедикт одобрительно кивнул и вышел, а девушки остались одни.
— Ну, рассказывай, что у тебя на уме? — разлив кофе, спросила Саманта. — Почему ты все же решилась? Виделась с Мануэлем Кортезом?
— Да. — Джулия вертела в пальцах незажженную сигарету. — И он совершенно определенно дал понять, что я для него ничего не значу.
— О Господи, Джулия. Это ужасно!
— По крайней мере, он был честен. Все кончено, финита ля комедия.
Саманта энергично кивнула:
— Все, что ни делается, — к лучшему. Свяжись ты с ним, потом горько пожалеешь, я верно говорю? Пол подходит тебе гораздо больше. Вернувшись, ты и не вспомнишь о красавчике латиноамериканце, выйдешь за Пола и будешь счастлива.
Джулия благодарно улыбнулась, однако ее глаза так и остались грустными. Даже такая мелочь не могла ускользнуть от внимания Саманты, и она решила отвлечь подругу более насущными проблемами.
— Давай поговорим о Тони, — бодро начала она. — Мне придется научить тебя кормить его, одевать, купать. Он ест не только молоко, так что я завалю тебя советами и инструкциями.
— Я, наверное, все перепутаю, — искренне призналась Джулия. — Я никогда не нянчила грудного ребенка.
— Да это просто! Даже Бен освоил эту науку. Он обожает возиться с Тони, и мне буквально приходится заставлять его рисовать, когда малыш не спит.
Саманта жизнерадостно рассмеялась, и Джулия в который раз по-доброму позавидовала счастью подруги. Жизнь Барлоу казалось ей такой безоблачной по сравнению с ее собственной.
— Кстати, я не говорила тебе, куда конкретно в Калифорнии мы едем? — И, поскольку Джулия отрицательно покачала головой, продолжила: — В Сан-Франциско. Но я думаю, что и университет, и дом, где мы будем жить все это время, находятся на берегу, ближе к Монтерею. Ты, конечно, слышала о Монтерее?
— Конечно.
— Там живут студенты из университета, а про дом, который предлагают Бену, говорят, что он — просто мечта. Мне почему-то кажется, что это одноэтажный домик, вроде тех, что бывают на ранчо. И у нас будет собственный кусочек пляжа. Только представь, Джулия, мы сможем плавать каждый день! — Она потрогала свой уже ставший плоским живот. — Купанье помогает восстанавливать фигуру. Иметь ребенка, конечно, хорошо, но внешность, определенно, страдает.
— По-моему, ты в порядке, — заметила Джулия. — Впрочем, и я не прочь поплавать, да еще в теплой воде.
— Мы вернемся черными, как шоколадки… — Саманта продолжала воодушевленно щебетать, но, заметив по лицу подруги, что та все еще страдает, притихла.
Только оказавшись на улице, Джулия почувствовала себя немного лучше. Решение принято, причин для волнения не осталось. Поездка в Штаты сама по себе — волнующее событие, да к тому же идеальное средство против уныния, так что жалеть не стоит. До отъезда оставалась всего неделя и множество неоконченных дел. Надо торопиться.
Вернувшись домой, Джулия первым делом сообщила родителям о своем решении. Мистер и миссис Кеннеди вместе смотрели телевизор, когда новость прямо с порога обрушилась на них.
— Правильно, дочка, — сразу отозвался отец. — Может быть, там ты вновь обретешь себя и воспрянешь духом. Я не знаю истинной причины твоего несчастья, но догадываюсь, что здесь не обошлось без мужчины, я прав?
Девушка виновато кивнула:
— Да, папа. Мама уже все знает.
— Я так и думал. Но она молчала как рыба. Ты не хочешь поговорить с отцом?
— Не очень.
— Хорошо, я не настаиваю, но как же Пол? Ты не думаешь, что сейчас самое время вспомнить о нем?
— Да, конечно, — неохотно согласилась Джулия. — Я сегодня окончательно все решила, сегодня и поговорю с ним.
— Но того мужчину ты знала и раньше. Так в чем же дело? Он женат?
Джулия невольно напряглась:
— Нет. Он был женат, потом развелся…
— Понимаю. А жениться на тебе…
— Он не собирается, — скорбно закончила девушка.
Мистер Кеннеди гневно сверкнул глазами, но жена ласково взяла его за руку:
— Джо, дорогой, оставь ее. Не видишь, она устала.
Смягчившись, он повернул к себе дочь за подбородок:
— Джулия, у нас никогда раньше не было секретов, объясни, почему он не хочет на тебе жениться? Ты его любишь?
— Думала, что люблю, теперь не знаю. Он… он меня не любит!
Ее голос сорвался, и, спрятав лицо в ладонях, она горько разрыдалась. Отец прижал ее голову к груди, и девушка еще долго громко всхлипывала, не в силах сдержать накопившиеся слезы.
— Не знаю, как объяснить вам, но я не виню его, — немного успокоившись, сказала она. — Он… он из другого круга, там свои правила, свои привычки.
— Значит, он иностранец?