Доминик почувствовал странное желание заступиться за девушку, но удержался. Пусть Катриона считает ее уродиной: по крайней мере, мисс Харрис не останется без работы. Сам-то он теперь думал, что новенькая секретарша Катрионы не лишена сексапильности.
— Кто знает, — проговорил Доминик в ответ. — Она в самом деле восхищается твоим творчеством.
— Ммм. — Катриону, казалось, больше всего сейчас занимали губы пасынка. Она облизнула свои. — Скажи мне «доброе утро», поцелуй меня, дорогой. Я прикажу Софи накрыть для нас стол на террасе. Мы так редко остаемся наедине в это время дня.
Наклонившись, Доминик коснулся губами ее щеки, но, как только попытался выпрямиться, Катриона удержала его в кольце своих рук.
— Еще, — пробормотала она, покусывая его ухо. — А знаешь, приятнее будет, пожалуй, позавтракать в постели.
Доминик разомкнул ее объятие.
— Не сегодня, Кэт, — сказал он, хотя кровь ускорила бег в его жилах. Он давно желал ее, всегда желал, но находил немыслимым предавать память отца, сделав ее своей любовницей.
— Почему же — нет? — надулась Катриона. — Когда ты наконец поймешь, что мы и так слишком долго ждали? Мики, твой отец скончался уже больше года назад!
Чтобы избежать ее недовольного взгляда, Доминик принялся стягивать майку. Дьявол, подумал он, я не хуже тебя знаю, когда мы похоронили отца. И какая же мешанина царит в моей голове с тех пор!
— Пожалуй, я начну думать, что ты меня больше не любишь, — сказала Катриона. — Ты нужен мне, Мики, я хочу быть с тобой. Я надеялась, что и ты чувствуешь то же самое.
— Так оно и есть.
Доминик сжал челюсти; желание отбросить сомнения и заключить ее в объятия почти что победило здравый смысл. И все же еще слишком рано. Он должен отцу гораздо больше, чем формальные двенадцать месяцев траура.
— Так в чем же дело?
— Ну ладно, позавтракаем вместе, — сухо сказал Доминик. — А для такого разговора сейчас неподходящее время. Я отдам распоряжение Софи, а ты пойди и оденься. Кстати, ты упоминала, что будешь завтракать с секретаршей. Не обижать же ее.
— Зато меня можно обижать, — огрызнулась Катриона, затягивая поясок халата потуже на тонкой талии. — Ты жестокий тип, Доминик. Я часто думаю — за что я тебя люблю?
— Кэт… — вздохнул Доминик.
— Помолчи, — прервала его Катриона, направляясь к двери с высоко поднятой головой. — И не заботься о нашем совместном завтраке: для меня моя работа, а в данном случае секретарша, на первом месте.
Лицо его исказила гримаса. Но Доминик остался доволен, что настоял на своем, хотя и знал, что позже за это поплатится. За последний год его отношения с мачехой развивались слишком стремительно, и он понимал, что пора бы замедлить ход событий.
Странно, но он так ясно помнил дни их первого знакомства, словно это случилось вчера. Мать его погибла, катаясь на лыжах, когда ему было всего шесть лет. Отец спасался от тоски, с головой уйдя в работу. Издательство, основанное еще дедом Доминика, всегда требовало неусыпного внимания, а Лоренсу Реддингу не приходило в голову перепоручать дела кому-то еще.
Катриона Маркхем, как ее тогда звали, была начинающей писательницей из Англии. К тому времени Катриона произвела на свет два-три довольно бледных детективных романа, их не взял ни один издатель, и тогда ее агент выслал последнюю рукопись в Нью-Йорк, в издательство «Голдман и Реддинг», — в надежде пробиться на выгодный американский рынок.
Доминик так и не узнал, решил ли его отец, что рукопись Катрионы достойна публикации, или, познакомившись с писательницей лично, был ослеплен ее красотой. Так или иначе, через полгода она стала миссис Лоренс Реддинг, а еще через полгода вышел ее первый любовно-исторический роман, и имя под ним стояло — Катриона Реддинг.
Для Доминика не было тайной, что романы ее стали пользоваться успехом только благодаря его отцу: первой книге жены Лоренс Реддинг обеспечил шумную рекламу. К тому же она блистала красотой на каждом ток-шоу, передаваемом по телевидению на всю страну. Как не прославиться при таком натиске! Доминик прекрасно понимал, что книга далеко не всегда попадает в списки бестселлеров благодаря своим достоинствам. Книги же Катрионы одна за другой завоевывали читателя и наконец стали настольными в каждой семье. Катриона-писательница нашла свою нишу, удачно выбрав жанр любовно-исторического романа.
Отношение Доминика к тому факту, что он приобрел мачеху, было неоднозначным. Прежде всего, Доминик с самого начала считал, что Катриона слишком молода для его отца. А потом, в свои шестнадцать, он сознавал, что она его привлекала. Впрочем, в этом он винил ее, потому что Катриона, оставаясь верной мужу, ни в коей мере не отталкивала пасынка.
Будучи на десять лет старше Доминика, она всегда давала понять, что у них больше общего, чем у нее с мужем, и только в присутствии последнего вела себя с Домиником как мачеха.
Положение несколько исправилось, когда Доминик поступил в колледж и уехал. Избавившись от влияния мачехи, он стал обращать внимание на других женщин и в возрасте двадцати двух лет женился на сестре своего товарища. Мэри Бет была покладистой и мягкой по характеру, то есть обладала чертами, отсутствующими у Катрионы. И хотя на свадьбу мачеха все-таки приехала, в скором времени она заявила, что не желает видеть невестку в своем доме на Бермудах.
Вместо того чтобы совершенно справедливо обвинить во всем Катриону, он обвинил жену. Убедил себя в том, что жена плохо относится к мачехе. И Мэри была вынуждена поставить вопрос: или она, или его семейство…
Конечно, Мэри не была соперницей Катрионе. Влечение Доминика к мачехе перевешивало чувства к жене. И мачеха всегда это знала.
Смерть Лоренса Реддинга от инфаркта в возрасте шестидесяти четырех лет очень многое изменила. Прежде всего, Катриона могла поступать теперь, как ей заблагорассудится. Всего лишь через три месяца после похорон она дала понять пасынку, что всегда признавала свой брак с Лоренсом ошибкой, но у нее, слава Богу, еще много времени на то, чтобы ошибку исправить.
Когда зачитали завещание, оказалось, что отец оставил Доминика фактически главой фирмы «Голдман и Реддинг». Юноша попал в настоящую западню. Ведь он никогда раньше не испытывал желания работать в фирме отца. Что до чувств его к Катрионе, они не ослабли, Доминик желал ее, как и раньше. Но он не позволил бы себе оскорбить память отца, залезая в постель к его жене, когда, как говорится, покойник еще не остыл.
Оставались, однако, соображения собственности. Катриона унаследовала дом на Бермудах, где писала свои бестселлеры, и большую часть денежных вкладов мужа. Издательство же Лоренс завещал сыну. И хотя Доминик был по специальности не издателем, а адвокатом и работал в процветающей конторе в Бостоне, он счел своим долгом подчиниться воле отца и перебрался в Нью-Йорк.
Наверное, это была величайшая ошибка моей жизни, думал он сейчас, задумчиво глядя на воду бассейна. С одной стороны, Катриона в роли моего клиента, с другой — в роли возможной любовницы… Но если Катриона станет отдавать свои романы в какое-нибудь иное издательство, положение «Голдман и Реддинг» пошатнется.