– Зачем богатому неказистый дом?
– Не знаю, – признался директор, – но он именно его выбрал!
– Кто же теперь хозяином будет? – фыркнула Софья Борисовна.
Директор на секунду замялся, потом ответил:
– Некий Иван Павлович Подушкин, сын известного писателя. Он на отцовы деньги бизнес выше небес поднял! Везде имеет связи! Бороться с ним бесполезно!
Старушка чуть не упала оземь, она была готова ко всему, но не к борьбе с сыном обожаемого литератора!
– А еще я подумала, – призналась сейчас Софья Борисовна, – небось Павел Иванович воспитал замечательного мальчика, добросердечного, умного, другой у него получиться не мог. Пусть владеет моим садиком – и отступилась!
– Вы никогда не видели младшего Подушкина?
– Нет, не довелось!
– А самого Павла?
– Я всегда старалась пойти на встречу с ним, – призналась она, – непременно автограф просила. Он меня сначала узнавал, а потом перестал. Да оно и понятно, время шло, красота поблекла, да и где Павлу всех упомнить. Вот когда у него вначале было мало поклонниц, тогда он каждую выделял, а затем наш клуб распался.
– Что? – остановил я бабулю. – Клуб?
Софья Борисовна покраснела.
– Сейчас бы нас назвали фанатками. Но мы вели себя пристойно, собирались раз в неделю, тут неподалеку на Форсунской улице, в библиотеке, она до сих пор работает, и говорили о Павле. Но мало-помалу общение прекратилось. Даже не знаю, что с кем стало! Нет, вру, Оля Рязанова жива и в библиотеке так и работает, она там всю жизнь, без отрыва.
– А где Нюрочка Кондратьева?
– Умерла давно.
– Ее брат Юрий?
– Тоже покойник, – грустно ответила старушка, – я уже не девочка, а Юра, кажется, на семь лет меня старше. Не возраст вроде, теперь долго живут, но Кондратьев от инфаркта давно ушел, пил крепко, оттого и убрался.
– И вы, узнав о странностях, творимых в Центре, не стали искать Ивана Павловича Подушкина?
– А как его найти, голубчик? – изумилась Софья Борисовна. – Ни адреса, ни телефона я не знаю. Да и не захочет он с кем попало болтать! Нынче богатые люди с охраной в три ряда! Я поступила так, как надо! Когда поняла, что дело нечисто, сигнализировала письмами! И вы пришли, стали тайно разведывать обстановку! Располагайте мной! Чем могу, тем помогу!
Взяв с Софьи Борисовны обещание ничего не предпринимать до следующей встречи со мной, я вышел на улицу и попытался привести мозги в нормальное состояние. Ноги сами собой направились в сторону уличного кафе, я сел за пластиковый столик, получил от простуженной официантки чашечку скверного эспрессо и перестал дрожать, как щенок, попавший под мокрый снег.
Я не подвержен эмоциональным вспышкам и не истерик, более того, сам всегда поражался людям, особенно мужчинам, которые могут сказать: «Я так испереживался, что потерял самоконтроль».
На мой взгляд, сильный пол потому и назван сильным, что он не имеет права быть слабым. Да, я знаю, что мужчина способен заплакать, но какие чувства вызовет у вас рыдающий над разбитой чашкой парень? Как минимум вам станет за него стыдно. А фраза: «Я сделал все, что мог»? Разве она мужская? Вот женщине позволено проявить слабость, а кавалер обязан защищать даму, подставлять ей плечо.
Но сейчас у меня в горле стоял ком. Кто прикидывается Иваном Павловичем? У Павла Подушкина был лишь один сын – я, других детей мой отец не имел! Что за чушь творится в Центре, которым якобы владеет отпрыск писателя, богатый мужик? Вы же не думаете, что это я, у меня есть сбережения в банке, но они отнюдь не велики! С какой стати никогда не виденная мною ранее девочка Варвара надумала объявить меня отцом своей дочки, которая, как выяснилось, появилась на свет у Елены Чижовой? И, оказывается, Нина умерла! Директриса Эвелина соврала мне, она просто не хотела сообщать о смерти малышки. Может, с крошкой в приюте жестоко обращались?
Но самое главное! Помните фото в альбоме Софьи Борисовны? То, где запечатлена непутевая врунья Антуанетта, жена Юрия Кондратьева, брата Нюры? На самом деле ее звали Раиса Суворина, и она родом из деревни Калоша. Так вот, это… моя мать Николетта! И, поверьте, я вовсе не сошел с ума!
В детстве одним из самых любимых развлечений маленького Ванечки было болеть. В особенности я любил поваляться в постели в младшем школьном возрасте. Что может быть лучше, чем проснуться около шести утра, ощутить в горле царапанье, в теле озноб и понять: сегодня не придется скучать на занятиях. Класс будет решать контрольную по математике, а ученик Подушкин проспит до полудня, станет пить чай с малиновым вареньем и рассматривать альбомы со старыми фотографиями.
Тася, моя няня, приносила мне вкусности, усаживалась рядом и давала свои комментарии снимкам. Когда дело доходило до фото, запечатлевшего девушку в платье с необычным узором из черешен, Тася восхищенно вскрикивала:
– Николетта-то! Красавица! Это ее единственная фотка из родительского дома! Уж баловали девку родители! Одежу красивую покупали! Где только доставали! Небось больших денег стоила! Свезло ей! И отец с мамкой золотые были! И мужа отхватила бриллиантового! Эх! А я до шестнадцати лет в одном халате по навозу плюхала!
На этой стадии разговора Тася замолкала и начинала шмыгать носом. Став постарше, я сообразил: нянька завидует Николетте, и, терпеливо разглядывая фото маменьки, ждал, пока Тася успокоится. Мне Николетта не казалась удивительной красавицей, на ее лице играла широкая улыбка, а глаза оставались цепко-напряженными. А может, считать маменьку принцессой мне мешало знание ее характера? Правда, нянька тоже понимала, что представляет собой хозяйка, но это не мешало Тасе восхищаться внешностью барыни.
Лет в восемь я вдруг заметил, что одна из рук маменьки как-то странно вывернута, присмотрелся и воскликнул:
– Тася, смотри, она кого-то держала под руку, часть изображения отрезали.
– Где? – заволновалась няня. – Странно, я никогда не обращала внимания.
Спустя месяц я снова заболел и стал предаваться любимому развлечению, долистал до страницы, где Николетта красовалась в платье с черешнями, и услышал от Таси: