Любопытная пенсионерка молча ретировалась.
– Сука, – выругалась Маша, – постоянно уши парит!
Я попытался вернуться к прерванной беседе.
– Значит, Олеся не сплетничала о Шульгиных?
– Нет.
– У нее был любовник?
– Неа.
– А близкая подруга?
– Нет.
– С кем-то же она общалась?
– Неа.
– Так не бывает.
– Почему? У меня тоже никого нет, – заявила Маша. – Вот мамашка помрет, я сразу мужика заведу, а то куда его сейчас привести?
За дверью вновь раздался посторонний звук.
– Ну, ща урою, – пообещала Маша, ударяя ногой по крашеной створке, – ах ты, падла…
Грубость хозяйки мне пришлось проглотить, на этот раз на пороге стояла симпатичная толстушка в пронзительно розовом брючном костюме.
– Приветик, – кокетливо заулыбалась она, – ой, у тя гости!
– Че приперлась? – по-хамски перебила ее Маша.
– Так мы ж договаривались!
– Еще полчаса осталось!
– На моих ровно время встречи!
– Выкинь будильник!
– Хорош орать, – незлобиво заявила девушка, перепрыгнула через раскладушку и представилась мне: – Галя.
– Иван Павлович, – ответил я, вставая из кресла.
– Ой, какой вы высокий, – Галя закатила ярко накрашенные глаза, – мне нравятся такие мужчины. Я – лучшая подруга Машки.
– Ты – дура! – отреагировала младшая Беркутова. – Приперлась не ко времени!
Галя выпятила нижнюю губу и плюхнулась на раскладушку.
– Не уйду! Все равно мне скоро возвращаться.
– До свидания, – повернулась ко мне Маша, – сейчас маму мыть будем, при таком деле посторонние некстати.
– Вау, – взвизгнула Галя, – жесть! Ты меня не предупредила!
– Заткнись, – прошипела Маша, – вон, на столе пряники. Засунь в пасть один и чавкай. А вам пора. Чего стоите? Уматывайте! По коридору прямо!
Я кивнул и, вежливо сказав:
– До встречи, – покинул спальню.
Не надо думать, что я потерпел поражение, в присутствии Гали Маша не захочет ни о чем говорить, правда, она и наедине со мной была не слишком общительна. Но отчаиваться не стоит. Приеду завтра и дожму явно что-то скрывающую девчонку.
– Эй, мил-человек, – зашептали из темноты, – ты взаправду из легавки?
Я повернул голову, увидел приоткрытую дверь и голову старухи.
– Подь сюда, – велела бабка.
В комнате у бабушки царила хирургическая чистота. Железная кровать и детский диванчик застилали белые покрывала, с круглого стола свисала кружевная скатерть, на подоконнике теснились буйно цветущие герани, в буфете поблескивали чашки, на ковре, около пластмассового домика, возилась девочка лет пяти в светло-зеленом платье. В спальне было лишь одно темное пятно: икона, висевшая в «красном» углу, но от нее, несмотря на тусклые краски, не исходило ни тоски, ни безысходности.
Из моей груди вырвался тяжкий вздох.
– Нанюхался там? – ехидно поинтересовалась бабка. – На помойке и то чище. Ты кто будешь? Только не ври, на милиционера ты похож, как я на розу.
– Иван Павлович, – представился я и не сдержал улыбки – бабушка еще не растеряла чувства юмора, за розу она точно не сойдет.
– Екатерина Михайловна, – представилась старуха, – зови меня просто баба Катя. Уж извини, налетела я на тебя давеча у двери, нервы лопнули, сил не осталось. Постарайтесь, чтобы все было по закону! Без обмана.
– Вы о чем?
Баба Катя погрозила мне пальцем.
– Думаешь, раз я старая, то дура? Не всегда оно так! Знаю, слышала, как ваш хозяин в домоуправлении беседовал. Расселяют нас, а дом под фирму переделывают, квартиры людям дадут в новостройке. Хотите, денег вам сэкономлю? Вы садитесь, не гнушайтесь, у меня чисто. Я про людей всю правду знаю, ихний обман раскрою.
Я опустился в кресло.
– О каком обмане идет речь?
– Пожалуйста, – мелко захихикала баба Катя, – нас тут живут три семьи. Беркутовы, Коськины и мы, Долгопятовы. Первых вроде трое, значится, им «двушка» нужна! А еще Ленка лежачая, ей своя комната положена, следовательно, им «трешка» светит. Закон велит больным лучшие условия создавать, так?
– Продолжайте.
– Коськиных двое, мать и Мишка, разнополые, им в «однушку» не поехать, верно?
Я кивнул.
– А вот нас с Ларочкой можно и в маломерку запихнуть, но по правде все не так.
– А как же?
– Мишка уголовник, у него ограничение, в Москве жить нельзя, – затарахтела баба Катя, – он дал денег участковому, тот глаза и закрыл. Люди про нарушение знают, но молчат, боятся бандита. А мать его замуж вышла, к мужику съехала, у того квартира хорошая, но к себе он жену не прописывает. Они чего удумали: дадите им «двушку», живо разменяют: Мишку в однокомнатную, а вторую сдавать. По-хорошему, Коськиным ниче не положено, Мишка вор без прописки, а мамаша пусть к хахалю отправляется. Вот вам первая экономия. Теперь о Беркутовых. Я слышала, че вам Машка плела, брехня это. О матери она не заботится, не сидит с ней, воды дать убогой – и то лень, уносится вон, Галке копейки платит, та и приглядывает, но тоже сиднем не сидит, прибегает ненадолго.
– Кто такая Галя?
– А эта, толстая, в розовом, она в пятнадцатой живет. Олеськи тут нет, не ночует она никогда и не появляется, давно не встречались, – бабка торопилась вывалить компромат на соседей, – че выходит? Беркутовым меньше «трешки» не дадут. Только они ее получат и мать придушат! Хватит девкам одной спальни, не княгини. А вот нам с Ларочкой надо побольше площади. Давайте договоримся: я на всех досье составлю, кто, где, с кем живет, и вашему хозяину отдам. А нам за работу предоставьте просторные хоромы. Во, полюбуйтесь, чего я говорила? Она уже удрапала!
Я подошел к окну, по узкой улице медленно шла Маша, одетая, несмотря на теплую погоду, в распахнутую куртку и платье с широким белым поясом.