Я быстрым шагом двинулся в кабинет. Вот уж не ожидал от жеманного, напудренного Пусика такой прыти! Взял и поставил на кон Ивана Павловича. Это же черт знает что такое!
…Выслушав внимательно мой отчет, Нора переложила на столе бумаги и заявила:
– Все понятно! Сейчас идешь отдыхать! Утром, ровно в десять, едешь к этому ботану Валентину и вытряхиваешь из парня все! Думаю, Олеся рассказала любовнику о своих махинациях. Если он подтвердит наши предположения, то дело разрулено, свекровь подставила невестку.
– И убила своего сына?! Чтобы избавиться от его противной жены?
– Разберемся.
– Но у меня нет адреса Валентина!
Элеонора постучала пальцем по столу.
– Я давно заметила, что общение с Николеттой действует на твой мозг губительно. Мы имеем телефон парня. Ступай, Ваня, ложись спать.
Я хотел было наябедничать на Леву, рассказать о его безобразном поведении на вечеринке, но отчего-то раздумал.
В спальне меня ожидал сюрприз. На тумбочке у кровати стояла тарелка с бутербродами. Сэндвичи явно делала не Ленка, наша домработница способна лишь косо нарезать толстые куски хлеба и обмазать их маслом. А тут настоящее произведение искусства: ржаные тосты, сыр, кружочки помидоров, веточки зелени, оливки и фигурно нарезанное крутое яйцо. Рядом белела записка: «От лучшего друга с любовью. Ешь на здоровье, отдыхай и расслабляйся. Чмок! Твой Левушка». Нервно оглянувшись, я живо порвал записку – не дай бог цидулька попадется на глаза постороннему человеку, тогда слух про дальнобойщика Сашу сменит иной: о нашей противоестественной связи со Львом. «Чмок! Твой Левушка!» С ума сойти! Внук Варвары – настоящее исчадие ада.
Я упал на кровать, схватил книгу «Обычаи индейцев» и машинально взял один бутерброд. Следовало признать: Лева абсолютно не воспитан, распущен, не имеет моральных тормозов и спорит по любому поводу, но вот сэндвичи у него получаются просто замечательные!
На следующий день, около одиннадцати утра, я стоял возле дорогой железной двери и нажимал на звонок.
– Кто там? – звонко донеслось из-за створки.
Обрадованный тем, что в квартире есть хозяева, я бойко ответил:
– Ответственный секретарь общества «Милосердие» Иван Павлович Подушкин, не бойтесь, я абсолютно благонадежен и…
Остаток фразы я проглотил, раздались легкие щелчки, и дверь распахнулась.
– Иван Павлович? – кокетливо спросила крошечная старушка ростом чуть выше табуретки. – Замечательное имя! Моего мужа так же звали. Слышали, конечно, об известном, гениальном, необыкновенном певце Олежко?
– Конечно, конечно, – закивал я, не имея ни малейшего понятия об упомянутой личности.
– Это и есть мой Иван Павлович, – подбоченилась бабуся.
– Неужели! – ахнул я, закатывая глаза. – Не может быть! Сам Олежко!
– Именно так, – горделиво подтвердила она, – увы, Иван Павлович скончался… дай бог памяти… год из ума вылетел… вот он, склероз!
– Примите мои соболезнования. Мир в его лице потерял великого певца! – воскликнул я.
– Да-да, вы правы, – восхитилась старушка.
– Разрешите войти? – улыбнулся я.
– Для почитателей таланта Ивана Павловича дверь всегда открыта, – объявила пенсионерка.
Я очутился в коридоре и начал:
– Уважаемая Татьяна Карловна…
Бабушка засмеялась.
– Милый мальчик, спасибо, мне очень приятно, но я не Танечка!
– А кто? – удивился я.
– Ангелина Степановна Олежко, – с достоинством ответила бабуся.
– Простите, пожалуйста.
– Наоборот, крайне мило, – засмеялась старушка, – комплимент получился абсолютно искренний. Танечка – моя невестка.
– Значит, Валентин ваш внук?
Ангелина Степановна моргнула.
– Так вот оно что! Знала же! Ступайте сюда скорей! Боже, какое счастье! А я Танечке сейчас сообщить не сумею! Вот она обрадуется, когда вернется из командировки! Абсолютно была уверена! Знаете, какой сегодня день?
– Вроде среда, – ошарашенно ответил я, влекомый хозяйкой по коридору.
– Сюда, сюда, – суетилась Ангелина Степановна, приглашая меня в гостиную, – на диванчик! Секундочку, – пропела бабуся и унеслась прочь.
Я начал изучать обстановку. Гостиная не маленькая, но большую ее часть занимает концертный рояль с поднятой крышкой. А еще тут есть круглый стол под кружевной скатертью, масса стульев, пуфиков, креслиц, банкеток, два диванчика, рекамье, буфет, забитый посудой, мраморная колонна с бюстом Моцарта, а стен не видно за портретами.
– Вот и чаек, – запела Ангелина Степановна, втаскивая поднос.
Я бросился на помощь хозяйке.
– Сахар? Сливочки? Возьмите шоколадные конфеты, вафельки, – угощала меня Ангелина Степановна, – мы не бедствуем. Танечка и Валя работают, но, конечно, стипендия от вашего фонда для нас просто счастье! Я знала, что именно сегодня нам повезет! Чувствовала, ощущала! Ночью муж приснился и сказал: «Ангел, не тревожься! Валечка получит деньги!» Так знаете, какая сегодня дата? День рождения Ивана Павловича! Ему бы исполнилось девяносто пять! Да-с! Вон он, мой муж!
Изуродованный артритом палец указал на стену, я невольно переместил глаза на портреты.
– Сейчас расскажу о нашей семье, – воскликнула Ангелина Степановна, – вы же должны со всех сторон изучить кандидата!
Я, плохо понимая, что происходит, покорно кивнул.
Иван Павлович Олежко, оперный певец, не имел дворянского происхождения. Род его корнями уходил к крепостному парню Ване, которому за редкий певческий талант барин выдал вольную. Ваня благодетеля не бросил, остался с помещиком уже на положении свободного работника, женился на горничной Анне, и у них родился мальчик, названный в честь доброго хозяина Павлом. Так с тех пор и повелось: то Иван Павлович Олежко, то Павел Иванович Олежко. Ситуация, близкая мне: у Подушкиных существовала та же самая традиция.