– Я слышал, что марикьяре жгут захваченные корабли…
– Вместе с командой? Какое очередное… то есть очаровательное варварство! Нет, «Глаубштерн» огонь не грозит – флагман вернется в Ротфогель. Да, Гонсало?
– Готово.
– Быстро. – Зеленый камень поймал и потерял закатный луч. – Что ж, покончим с долгами, и пусть ставят паруса.
– Идемте, господа. – Олаф двинулся первым. Один и не оглядываясь. Руппи обдернул было заскорузлую от крови Лёффера куртку, передумал, сорвал, швырнул за борт, пошел рядом с Клюгкатером. Все линеалы похожи, и дороги на них коротки.
– Сударь, – шепнул Юхан, – может, их о чем-то спросить надо, а то, знаете ли… После уже не выйдет.
– Главное я слышал, а остальное… Понадобится, найду кого спросить.
Шкипер пожал плечами и предложил можжевеловой. Руппи поблагодарил, выпил. Усталость не исчезла, но хоть виски стягивать перестало. На палубе уже ждали. Солдаты, осужденные, священник, словно нарисованные тушью по закату пéтли… Кто-то орал. Троттен, надо полагать, а может, и сам господин адмирал цур зее?
– А если сорвется кто? – деловито уточнил Добряк.
– Значит, судьба, – твердо сказал Олаф и первым под непрекращающиеся вопли пошел к трапу. Вытянувшееся в какое-то яйцо солнце все еще не касалось гладкой, будто лед, воды. Ветер тоже стих и ждет. Штиль и крики. Чайки и те, кто не хочет умирать.
– Предатель!.. Ты еще свое получишь, ты и твой Фельсенбург! – Опять адъютант фок Хосса. Знакомый, пусть и не из близких. Лжесвидетель. Лейтенант флота Дриксен… Мразь… Хоть и смелая.
– Руппи! Мы же друзья… Руппи, как ты можешь! Руппи…
Только так он и может. Отступать нельзя. Отступать нельзя не только в бою.
– Начинать? – спрашивает Симон Киппе. Палач не слышит криков. Палач ждет приказа.
– Будь ты проклят… оружейник!
– Буду.
Вальдес молчит, скрестив руки на груди, за его плечом молчат Шнееталь с Зеппом и пылает небо.
– Начинай. – Руппи уже махнул рукой, когда понял, что опередил сразу двух адмиралов. Что ж, да будет так. – Именем Дриксен и «Ноордкроне»!
…Не сорвался никто. Палач на «Верной звезде» был отменный.
Не так благотворна истина, как зловредна ее видимость.
Франсуа де Ларошфуко
Генерал Ариго был искренне благодарен генералу Рейферу. Необычный «гусь» изъяснялся столь ясно, четко и кратко, что не блещущий познаниями в дриксенском Жермон сумел разобрать перехваченный рапорт без посторонней помощи. Ариго дважды перечел достойные самого Ойгена строки, на всякий случай сверился со сделанным на скорую руку переводом, что приложили к добыче доблестные капитаны, и протянул бумаги начальнику штаба.
– Взгляните-ка, Гэвин. Приятно, когда ожидания оправдываются. Мы ждали от разведчиков важных сведений, и вот они. Не тайные планы Бруно, конечно, но очень и очень любопытно.
Карсфорн моргнул красными припухшими глазами и крайне выразительно не понял шутки. Он ждал неприятностей, он их получил, а ерничанье – дело теньентское, на худой конец капитанское, но никак не полковничье и выше. Ну и ладно! Жермон подкрутил усы и занялся поощрением.
– Молодцы! – от души поблагодарил он всю ночь гнавшего коня Бертольда. – И ты, и Арсини с Давенпортом, а сейчас марш отсыпаться!
Старый знакомец был сер от пыли и усталости, но теньенты станут руководствоваться здравым смыслом, когда начальники штаба начнут смеяться.
– Господин генерал! – Серый Бертольд мог выпятить грудь колесом, но не порозоветь. – Я не устал! Достаточно сменить коня и выделить других солдат для сопровождения, и я смогу выехать к капитану Давенпорту с вашим приказом.
Герой в самом деле собрался немедленно лезть в седло, но Талиг как-нибудь обойдется без этого подвига.
– Приказ ты уже получил – отдыхать. Понадобится – курьера найдем, а от тебя, хорохорься не хорохорься, сейчас толку мало. Арно, забери-ка этого господина к себе. Вы ведь знакомы?
– Да.
– Тем лучше. Захочет поесть – накорми, нет, пусть так валится, больше в обед съест. Ступайте, потом еще поговорим.
– Мой генерал…
– Кыш.
Бертольд щелкнул каблуками и, пытаясь выглядеть пободрее, вывалился из палатки вслед за Арно. Жермон невольно поискал глазами шляпу, понял, почему именно ее, хмыкнул и навис над уже уткнувшимся в карту Карсфорном. Хорошее по причине ужина у бергеров и в самом деле спокойной ночи настроение портиться не желало, хотя новости могли бы быть и лучше. Хуже тоже, но с трудом.
– Старика вряд ли обрадует, что дриксы взялись за марагов уже всерьез.
– Помнится, генерал Райнштайнер опасался подобного еще прошлой осенью.
– Да. – Про бергеров не хотелось говорить даже с Карсфорном. Хороший был вечер, ничего не скажешь… Похоже, последний хороший вечер в эту кампанию.
– Если маршал не пойдет в Марагону, его не поймет уже никто. – Карсфорн подавил третий за несколько минут зевок, сыч несчастный! Жермон решительно сгреб с кровати зарождающуюся на любом биваке кучу и навалил на карту.
– Прикажу-ка я вам то же, что и Бертольду. Я – к маршалу, а вы – спать! Здесь, немедленно и до обеда, иначе свалитесь прямо на марше. Часов пять у вас есть. – Раньше Вольфгангу просто не переварить новости и не прийти хоть к какому-то решению. – Из-за чего вы не выспались сегодня, ведь нигде не горело?
То есть горело, конечно, только либо об этом еще не знали, либо уже свыклись, именно поэтому Жермон и позволил себе принять приглашение Ойгена, но Карсфорн дело всегда найдет.
– Не знаю, насколько срочным было то, чем я занимался. – Начальник штаба, диво дивное, казался смущенным. – Когда вы отбыли к генералу Райнштайнеру, прибыл пакет от маршала Лионеля Савиньяка. Кроме личного письма для теньента Сэ, в него было вложено описание каданско-гаунасской кампании. Если б я служил в Северной армии, я бы лег костьми, чтобы остановить вторжение в Гаунау, но с военной точки зрения все проведено почти безупречно… Особенно маневр у селения Гемутлих.